Веселый Роджер - знамя вора - Евгений Сухов

Самое приятное занятие в этой жизни – это провожать корабли. И вовсе не потому, что растворяющееся среди моря судно навевает романтическое настроение, а потому, что после этого наступает период расчета. Возможно, что пятьсот долларов, которые Сэм должен получить от хозяина, покажутся для кого-то смехотворной суммой, но в той глуши, из которой он прибыл, на эти деньги можно было бы год чувствовать себя настоящим богачом.

Доу уверенно удалялся все дальше и дальше от берега; еще несколько минут – и судно затеряется среди белесых волн. Неожиданно от пристани, громко прогудев, отошло грузовое судно; и скоро оно перекрыло своей надстройкой половину моря, спрятав низкобортную посудину.

Самое время уходить.

Неподалеку от порта находился бордель. С парижским «Сексодромом» конечно же не сравнить, но если заявиться пораньше, то можно подобрать вполне приличную девочку. Это без денег он грязный и тощий азиат, а когда в кармане появляются доллары, он становится самым желанным гостем.

Но сначала нужно зайти к Большой Бороде. Вряд ли в это время его можно найти в своем номере, скорее всего, он сидит в кабаке и терпеливо поглощает свое очередное ведро спиртного.

Наиболее короткий путь к кабаку проходил вдоль берега; правда, нужно было преодолеть преграду из двух полузатопленных посудин, упиравшихся проржавленными бортами друг в друга, а оттуда, вдоль металлического ограждения, что отделяет порт от города, можно уже пройти к тротуару.

Пройдя вдоль пирса, Сэм по трапу взобрался на борт полузатопленного судна. Навстречу ему вышел высокий человек с длинными черными волосами и большой всклокоченной бородой. Трудно было даже определить его национальность и расовую принадлежность. Невольно возникало предположение, что Боженька, собрав сотню разных кровей, тщательно перемешал их до полного соединения и из этой красно-бурой кашицы создал человека под именем Мэтью, или, как все его называли, Большая Борода. Он был немного выше среднего роста, необычайно худой, какой может быть только высушенная на солнце рыба. Длинные пальцы с многочисленными наколками на фалангах были сродни клешням какого-то диковинного морского животного. Взгляд крупных, навыкате осьминожьих глаз вызывал у собеседника едва ли не суеверный ужас, и надо было обладать определенным мужеством, чтобы смотреть точно между ними, в широкую носовую перегородку.

– Ты им все сказал? – спросил Мэтью.

Сэм не раз беседовал с Мэтью и всегда поражался особенности его глаз менять цвет. Нечто подобное можно наблюдать у александрита: зеленый при дневном освещении, он становится красным при искусственном. Надо думать, что в первобытные времена подобное свойство камня связывали с гневом богов. Но что думать в таком случае о Мэтью, у которого при разговоре бледно-зеленый цвет глаз менялся на цвет океанических впадин? Даже у самого крепкого собеседника Мэтью по хребту проходил неприятный холодок, а что же тогда говорить об обыкновенном тщедушном сомалийце далеко не геройского облика.

– Да, мистер, – охотно ответил Сэм, подмечая перемены в глазах Мэтью. В этой непостоянной бездне сгинула не одна смертная душа; может, оттого они порой бывали настолько черны?

– Они уже отошли?

– Уже час назад, мистер. – Повернувшись в сторону моря, Сэм пытался рассмотреть уходящее судно. Но среди темно-синей воды оно выглядело всего-то невыразительным пятнышком, которое можно было принять за обыкновенную соринку. – Оно вон там, мистер, видите, около того…

Повернувшись, он вдруг увидел, что глаза собеседника вновь поменяли свой реверс: стали холодно-зелеными, каким бывает только коралловая отмель. И в этот же самый момент Сэм почувствовал, как нечто невероятно твердое вдруг вошло в его пупок и жарко обожгло кишечник.

Следовало запротестовать или хотя бы выкрикнуть, вытолкнуть из себя ужас, спиравший гортань, но он почувствовал, что его глотку пережало так, словно ее стиснули стальными обручами, и не хватало силенок, чтобы выкрикнуть проклятие.

Ноги вдруг неожиданно подкосились: Сэм свалился бы на изъеденную ржавчиной палубу, если бы Мэтью, не проявив осторожность, не подхватил его почти по-приятельски под ослабевшие руки.

– Что-то ты, братец, совсем расклеился, – произнес он участливо, упрятав финку в ножны. – Так ведь можно и лицо расшибить. Давай-ка мы с тобой пройдемся немного, не тащить ведь тебя на себе. А то ты, братец, так совсем разбалуешься. Вот так, понемногу, – повел он Сэма в носовую часть корабля.

– За что… мы же были приятели? – процедил Сэм, чувствуя, что с каждым пройденным шагом из него по каплям уходит жизнь; и что, возможно, она теперь продлится не более чем на полтора десятка шажков. Сэм осознавал, что он умрет прежде, чем окончательно скроется за горизонтом «Галия». – Как же все скверно вышло.

– Ах, ты об этом? – спросил бородач, как будто речь зашла о каком-то милом пустячке. – Понимаешь, братец, так было нужно. Наверняка тебя станут расспрашивать об этом судне. А ты возьмешь и сболтнешь того, чего другие знать не должны. А хозяину этого не нужно.

Большая Борода подвел его к открытому трюму на носовой части корабля, из глубины которого дохнуло сыростью и какой-то разложившейся гадостью. Впрочем, присутствовал еще один запах, который он не сумел распознать сразу, и только постояв у распахнутого черного зева, четко осознал, что так разить может только смерть.

Мэтью слегка подтолкнул его вперед, и Сэм, сделав последний шаг в своей жизни, подломился в коленях и рухнул в затопленный трюм. Прежде чем коснуться поверхности воды, он крепко ударился виском о металлическую балку. Сэм даже не почувствовал, как его тело, негромко плеснув, начало погружаться на дно. Пришла тьма, которая любовно окутала его с головы до ног.

Некоторое время Мэтью стоял у распахнутого трюма, как будто считал, что Сэм способен на подвиг и, преодолев толщу мутной воды, всплывет на поверхность. А когда счет пошел на минуты и стало ясно, что подобного геройства не предвидится, он довольно хмыкнул и с грохотом закрыл люк.

Звонок из Москвы прозвучал в самый неподходящий момент, когда она была не одна. Но отмахнуться от назойливого трезвона было невозможно: со дня на день планировалось крупное перечисление, и Мартынов хотел знать, все ли подготовлено к этому.

Все же раннее утро было не самым подходящим временем для ночных разговоров. Стараясь не разбудить спящего Селима, Ангелина подняла трубку, осторожно вышла из спальни и прошла в гостиную.

– Слушаю, – негромко сказала она, посмотрев на дверь спальни.

– Как обстоят наши дела?

– Все складывается благоприятно. Деньги я сняла, как ты и говорил. Жду следующего транша.

– А где они сейчас находятся?

– У меня в квартире, как мы договорились. Большая часть – крупными купюрами.