Лавина чувств - Элизабет Чедвик

После того как Генри ушел, собираясь обрадовать свою мать, улыбка Джослина погасла и он, глубоко вздохнув, приступил к работе, постепенно становясь все более хмурым. Несколько раз он стирал свои вычисления и начинал по-новому. Косточки счетов оживленно стреляли вперед-назад, а па его лбу появлялись новые складки.

Согласно написанному на пергаменте, на прошлой неделе в замок привезли тридцать больших бочек вина, а сейчас осталось только восемь. Так как хозяина здесь не было, то оставалась одна лишь прислуга и несколько воинов, половина из которых пьет только пиво или сидр. И тем не менее исчезло около тысячи галлонов вина. В голове у Джослина никак не укладывалась такая арифметика.

Отложив подсчеты, он взял зажженную восковую свечу и спустился в огромный сводчатый подвал под гостиной, намереваясь все проверить сам.

Возле двери, напротив трех бочонков с сидром, он обнаружил большие бочки вина, каждая из которых имела печать анжуйского производителя. Их было семь. Он прошел мимо восьмой в гостиной, где одна из сестер Генри наполняла из нее кувшины для стола.

Высоко держа свечу, Джослин осторожно пошел вперед. В ряд стояли бочки с соленой говядиной и свининой, сельдью и скумбрией. Заготовленные колбасы и ветчина свисали с потолка вместе с пучками трав и плетенками лука, а три пасхальных пирога были подвешены так, чтобы от них легко можно было бы отломить кусочек и раскрошить его в сидр или вино, когда они высохнут. Тут находились кувшины с медом, горшки с жиром, ясеневые подпорки, шкуры, связки досок для настила нового пола и сломанное колесо от телеги. Очевидно, колесный мастер Рашклиффа был не очень умелым работником. Да и прислуга никуда не смотрит, судя по полному беспорядку в подвале. Чем дальше от глаз хозяина, тем больше недостатков и прорех он обнаруживал.

Посмотрев вдоль подсвечников, Джослин почувствовал, как сжимается у него сердце, когда он понял, что, если это место убрать как следует и все ненужное выбросить, здесь будет почти пусто.

Башня строилась с таким расчетом, чтобы в течение долгого времени выдерживать осаду, не получая со стороны еду и воду. Для этого и предусматривались огромные помещения для складов с провиантом. Являясь наемником, он знал, как жизненно необходимо иметь достаточный запас продовольствия. Стоит закончиться соленой говядине, припасенной рыбе и вину, и у тебя исчезает боевой дух. А когда подходит к концу хлеб, ты сам висишь на волоске от смерти. Изрыгая проклятия, Джослин стал пробираться через кольца веревки к запасам зерна. Его оказалось много, и было оно высшего качества. Он осмотрел все закрома, глубоко погружая туда руку, чтобы убедиться, что это не просто тонкий слой цельного золотистого зерна, насыпанного поверх мякины. Все показалось ему в полном порядке, пока он не отошел и не понял, что это, однако, никак не соответствовало письменным расчетам. Пребывая в некотором замешательстве и уставившись на явные свидетельства подлого обмана и предательства, он вспомнил вчерашний вечер в гостиной и срочный разговор де Корбетта с Фальбертом, писцом. Джослин вскипел, оттого что собственные слуги морочат его, и он, выбежав из погреба, помчался вверх по лестнице к жилым комнатам.

Раненые солдаты, раскрыв рот, изумленно проводили взглядом своего командира, когда тот прошел мимо них, не сказав ни слова.

— Что-то здесь не так, — пробормотал Малькольм. — Я никогда раньше не видел его таким обеспокоенным.

Джослин пересек комнату и подошел к углу, где Линнет диктовала Фальберту письмо. Его лицо выражало гнев, и он с негодованием ударил кулаком по столу, за которым сидел писец. Горшочек с гусиными перьями, пролетев через всю комнату, вдребезги разбился возле умывальника, а чернильница опрокинулась, и чернила растеклись по пергаменту, заливая только что искусно выведенные буквы.

— Что случилось? — Линнет удивленно уставилась на Джослина.

— Спроси этого негодяя!

Губы Фальберта затряслись от страха. Его шея покрылась красными пятнами, что происходило с ним, когда он сильно волновался.

— Не понимаю, что вы имеете в виду, милорд, — сказал писец, мельком глянув на Джослина и тут же отведя глаза в сторону.

— Эти счета у тебя, я полагаю?

Молчание.

Джослин вновь ударил кулаком по столу, и оставшиеся листы пергамента, взлетев в воздух, попадали на пол.

— Отвечай! — прогремел он.

— Я всего лишь бедный писец, милорд! — невнятно проговорил Фальберт. — Я пишу то, что говорит мне сенешаль, а остальное меня не касается!

Джослин схватил Фальберта за толстый бархатный плащ и, подтянув к себе, пристально посмотрел ему в глаза.

— Твоя одежда говорит скорее об обратном. Ты одет наряднее, чем сам король Генрих! — Давая волю своим чувствам, он с отвращением оттолкнул от себя Фальберта, как будто испачкал об него руки.

От сильного толчка Фальберт упал на колени. Он боялся подняться, и, обхватив голову руками, беспомощно зарыдал.

— У меня не было выбора, милорд! — простонал он. — Если бы я запротестовал, де Корбетт натравил бы на меня и на мою семью Гальфдана Сиггурдсона. Перед смертью лорд Раймонд был уже совсем не в своем уме, и никто не мог заставить его понять, что происходит… А там, где влияние сенешаля не имело силы, влияла его дочь, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Ради бога, объясните мне, в чем дело? — спросила Линнет, поднимаясь со стула.

Внимание Джослина быстро переметнулось на нее.

— Нас окружают воры, наживающиеся на своем ремесле. И это у них неплохо получается судя по тому, что в погребе уже почти ничего нет; и если я не ошибся в подсчетах зерна, мы скоро наполовину лишимся и его.

Ее испуганный взгляд встретился со взглядом Джослина, а затем она посмотрела на рыдающего Фальберта.

— Зовите своих людей, я виноват, — всхлипнул писец, прижимаясь к полу.

Джослин тяжело дышал. При взгляде на жалкого хныкающего Фальберта, его гнев постепенно перешел в раздражение. Он вспомнил, как, еще будучи мальчиком, строил замки из грязи, а затем лил на них сверху воду, наблюдая, как они разрушаются.

— Я знаю, что виноват, — сказал он почти спокойным тоном, все более приходя в себя после яростной вспышки гнева, — но я сомневаюсь, принесет ли это кому-нибудь пользу включая и меня, посади я тебя за решетку. Мне бы очень хотелось повесить тебя у стен башни, но есть вещи, которые мне нужно узнать. — Он почесал подбородок. — Надеюсь, ты не откажешься помочь мне в этом деле, в обмен на твою жизнь, конечно?

— Я расскажу вам все, все, что знаю. Только пощадите меня, если можно. У меня жена и четверо детей, младший — еще грудной. О боже, умоляю вас!

Джослин отступил немного назад, так как Фальберт пополз к нему на коленях, выставив вперед руки.

— Тебе следовало раньше об этом думать, — холодно сказал он. — Куда было продано украденное добро?

— У де Корбетта в Ноттингеме есть родственник, торговец. Товары отправлялись к нему либо вниз по реке, либо на лошадях. Боже милостивый, прошу вас, не лишайте меня жизни! Я буду вам верно служить, клянусь!