Средневековая Русь и Константинополь. Дипломатические отношения в конце XIV – середине ХV в. - Елена Малето

Одной из причин обостренного внимания к Византии, ее истории и культуре, а также к духовной традиции православного Востока стал процесс нормализации жизни в княжествах северо-востока Руси начала XIV — середины XV столетия. Особенно важны для понимания политики удельных князей по отношению к Константинополю и Константинопольскому патриархату в контексте нашей темы связи Твери и Византии.

О своего рода «повседневности» соприкосновения тверичей с греческим и восточно-православным миром утверждать было бы ошибочно. Но очевидно главное: и до рассматриваемого нами периода Тверь имела тесные связи с Византией. Уже в текстах патриарших грамот начала XIV столетия обнаруживается явная заинтересованность Константинопольской кафедры и империи в контактах с Тверью — одним из ведущих княжеств Северо-Восточной Руси. В них патриарх признает божественное происхождение власти великого князя Тверского Михаила, что для последнего было особенно важно в период наметившегося обострения отношений с Москвой41. Под 1318 и 1323 гг. «Повесть о Михаиле Ярославиче Тверском» и летопись упоминают об Иоанне Цареградце, Федоре Иерусалимлянине42. Фома Сирианин и грек, во всяком случае, гречески образованный иеромонах Нил известны из приписки к греческому списку Иерусалимского устава 1316/1317 (Vat. Gr. 784)43. Все они занимали видное положение. Иоанн был духовником Михаила Ярославина и настоятелем тверского монастыря Феодора Тирона и Феодора Стратилата. Федор — вероятный ктитор того же монастыря.

В Ватиканской библиотеке хранится греческий устав, который писал Фома Сирианин в пределах Руси в городе, называемом Тверь, в монастыре Св. великомученника Феодора Тирона и Феодора Стратилата, выше уже упомянутом нами. Комментируя этот факт, Н.Н. Воронин отметил, что Фома мог приехать вместе с Иваном Царегородцем и что «перед нами вырисовывается облик весьма любопытного культурного центра в Твери, объединившего выходцев из Константинополя и православного Востока»44.

О пристальном интересе к переводным и греческим сочинениям в Твери свидетельствуют и литературно-публицистические произведения тверских книжников: «Поучение епископа Андрея», «Написание Апкиндипа», «Повесть о Михаиле Тверском игумена Отроча монастыря Александра», состав статей Мерила Праведного и сам факт создания лицевого списка Хроники Георгия Амартола. Наиболее часто объектом для сопоставлений в указанных произведениях служит византийский и ветхозаветный мир. Например, в повести о Михаиле Тверском имеет место сравнение тверского князя с византийским императором Михаилом III.

Церковно-монастырские контакты с Византией могли способствовать и раннему проникновению в Тверь происихастских настроений. Известно, что константинопольский патриарх Филофей Коккин, заметная фигура в истории исихазма, внимательно относился к положению дел на Руси. В первый период своего патриаршества (1354 г.) святитель Филофей совершает важнейший для русской истории акт: после тщательного рассмотрения он утверждает на митрополичьей кафедре «всея Руси» прибывшего из Москвы Алексия Бяконта, а также официально утверждает перенос кафедры из Киева во Владимир-на-Клязьме, чем помогает Москве в борьбе с Литвой. Княжеские власти Твери и местная кафедра активно используют в антимосковской борьбе вопросы церковной организации. Конкретной задачей этой борьбы становится устройство особой митрополии совместно с Литвой45.

Связям с митрополитом Киприаном и его окружением принадлежит заметная роль в последующем культурном развитии и Твери, и Москвы. Период пребывания Киприана в Москве оказался плодотворным не только в сфере книжности и литургики, но и в плане укрепления церковно-дипломатических контактов с Византией. Еще в 1387 г., в бытность в Константинополе в Студийском монастыре, Киприан скопировал славянский перевод «Лествицы», который затем получил широкое распространение в Северо-Восточной Руси в XV в. Известно также, что он активно занимался исправлением богослужебных книг. Например, в Синодальном собрании ТИМ № 344 (601) сохранился пергаментный Служебник, который, согласно записи в нем, перевел и переписал в 1397 г. «от грецкых книг на русский язык рукою своею Киприан, смиренный митрополит Кыевъскый и всея

Руси» и «сам служил» по нему46. До нашего времени дошли и другие книги, которые считаются переводами с греческого, сделанными св. Киприаном47. При митрополите Киприане в богослужебной практике Русской церкви под влиянием перемен в поздневизантийской литургике также происходят существенные изменения, начало которым было положено еще при митрополите Алексии. Усилиями Киприана в Русской церкви активно утверждался уже упомянутый выше Иерусалимский богослужебный устав, принятый на Афоне. Он же составил Псалтырь с восследованием, где порядок службы изложен согласно Иерусалимскому уставу. С именем Киприана связывают и переход древнерусского календаря с «мартовского года» на «сентябрьский» в соответствии с византийской традицией. На время его служения приходится и русский период творчества знаменитого Феофана Грека, и начало творческого пути выдающегося иконописца русского Средневековья Андрея Рублева и Даниила Черного.

Заметную роль в организации строительных и художественных работ в Тверском княжестве играл епископ Арсений, входивший в окружение митрополита Киприана. Достаточно напомнить об устроенном им Желтикове монастыре или о его очевидном участии в организации Саввина монастыря. В силу своего положения он должен был руководить и ремонтом Преображенского кафедрального собора в Твери, упомянутом выше. Поэтому связи Арсения с Киприаном, ориентированным на византийский и южнославянский мир, оказали воздействие как на духовное, так и на художественное развитие Тверского княжества рубежа XIV–XV вв.

В 1399 г. в Тверь из Константинополя была привезена греческая икона «Страшного суда», с «мощи святых, и миро честное и драгое»* По летописям известно также, что одновременно «поминки и иконы… и мощи» получили «все» русские князья48. Дары были посланы в ответ на пожертвования русских княжеств и митрополии, собранные для помощи Византийской империи в борьбе против турок. В «Повести, о преставлении Михаила Александровича Тверского» подчеркивается, что «милостыня» тверского князя «к соборней церкви святей Софии, патриарху и царю» является традиционной49. Посланники тверского князя в «Повести» действуют независимо от общерусского посольства. Соответственно, император и патриарх Матфей чествуют их особо. Грамоту патриарха и дары везет в Тверь специально отправленный вместе с тверичами архимандрит Герман. Тем самым в «Повести» настойчиво проводится мысль о существовании независимых от московского великого князя и от митрополии взаимоотношений Твери с Константинополем. Михаил и позднее пытался прибегнуть к помощи византийского двора в поисках политического равновесия с Москвой. Имеется в виду поездка его сына Александра между 1383 и 1386 гг. в Константинополь из Орды и возвращение туда же50. В середине XV в. на последнем этапе расцвета Тверского княжества, с ростом «грекофильских» настроений, которые отражены в так называемом «Тверском сборнике», образу Михаила сообщаются дополнительные краски: в новой редакции младенца-князя отдают «на учение» греку митрополиту Феогносту, в то время как его действительным наставником был новгородский епископ Василий Калика51.