Город Ночи - Дин Кунц

— Ты никогда не слышал о вуду? В восемнадцатом веке культы вуду играли важную роль в жизни Нового Орлеана. Да и теперь, если на то пошло…

— Ты это узнала в резервуаре сотворения? — спросил он. — Нет другого мира, кроме этого. Такова основа нашего существования. Мы — абсолютные рационалисты, материалисты. Мы отрицаем суеверия.

— Я знаю. Ты думаешь, я не знаю? Суеверия — главный недостаток Старой расы. Их разум слаб, подвержен глупостям и страхам.

Бенни процитировал слова, которые она произнесла на подъезде к седану:

— «Восхвалим Ибо. Вся слава Ибо». Не похоже, чтобы так говорил материалист. По мне, не похоже.

— Может, расслабишься? — спросила Синди. — Будь ты Старым мужчиной, в голове у тебя точно лопнул бы какой-нибудь кровяной сосуд.

— Так вот где ты бывала, когда иногда уходила одна? — спросил он. — В кафедральных соборах вуду?

— Кафедральных соборов вуду нет. Это ты говоришь от невежества. У последователей гаитянского вуду храм называется умфором.

— Значит, ты ходила в умфор, — уточнил Бенни.

— Нет, потому что здесь мало кто исповедует гаитянское вуду.

Седан уже скрылся из виду, и Синди свернула со служебной дороги на траву. Остановила внедорожник, но двигатель глушить не стала, продолжал работать и кондиционер.

— Зозо Дислисл продает грис-грис в своем маленьком домике в Треме, а также заклинания и много чего еще. Она — бокор культа Ибо.

— Для меня все это галиматья! — фыркнул Бенни. — Синди, ты хоть понимаешь, в какую попала беду? Если кто-нибудь из наших узнает, что ты стала религиозной, тебя тут же ликвидируют. Возможно, и меня тоже. Мы отлично устроились, нам разрешают убивать все чаще и чаще. Нам все завидуют, а ты собираешься все погубить своими глупыми суевериями.

— Я не суеверна.

— Не суеверна, значит?

— Нет. Вуду не суеверие.

— Это религия.

— Это наука, — возразила Синди. — Правда. Вуду приносит результат.

Бенни застонал.

— Благодаря вуду я смогу забеременеть. Это всего лишь вопрос времени.

— Сейчас они могли бы лежать в багажном отделении, без сознания. Мы бы уже ехали на заброшенную фабрику.

Синди расстегнула молнию сумки, достала маленький белый мешочек с красными завязками.

— Тут корни Адама и Евы. Два, сшитые воедино.

Он промолчал.

Из сумки Синди достала маленький пузырек.

— Вот это микстура Иуды. Бутоны из Гилеадского сада, растертая позолота, кровь кролика, эссенция Ван-Ван, растер…

— И что ты собираешься с ней делать?

— Размешивать половину чайной ложки в стакане молока и выпивать каждое утро, стоя на рассыпанной соли.

— Очень научно.

Она уловила сарказм в его голосе.

— Как будто ты что-то знаешь о науке. Ты не Альфа. Ты не Бета. Ты всего лишь Гамма, как и я.

— Совершенно верно, — кивнул Бенни. — Гамма. Не невежественный Эпсилон. И не суеверный Старый мужчина. Гамма.

Синди убрала мешочек с корнями Адама и Евы и флакончик с микстурой Иуды в сумку. Застегнула молнию.

— Я не знаю, что делать, — признался Бенни.

— У нас есть задание, помнишь? Убить О’Коннор и Мэддисона. Я не понимаю, почему мы до сих пор этого не сделали.

Бенни смотрел на парк сквозь ветровое стекло.

Никогда раньше он не испытывал такой подавленности. Всегда стремился к стабильности и контролю, а теперь чувствовал, как проваливается в хаос.

Получалось, что он подставит под удар себя, если, сохраняя верность Виктору, доложит ему о неадекватном поведении Синди. И он поневоле задался вопросом: ну зачем его создали законченным материалистом, а потом заставили тревожиться о чем-то еще? Какое ему дело до всего того, что не связано напрямую с его собственными нуждами? А ведь его создатель в случае неповиновения церемониться бы не стал, тут же отправил бы на свалку. Почему его должен заботить расцвет Новой расы, учитывая то, что в существовании этого мира нет никакого смысла? Зачем ликвидировать человечество и устанавливать полный контроль над природой, зачем стремиться к звездам, если вся эта природа, до самого края вселенной, всего лишь что-то аморфное, тупое, возникшее само по себе? Так зачем становиться королем такой вот природы?

Бенни создали человеком действия, чтобы он двигался, делал, убивал. Его создали совсем не для того, чтобы он задумывался над философскими проблемами.

— Оставим глубокие размышления Альфам и Бетам, — сказал он.

— Я всегда это делаю, — ответила Синди.

— Я говорю не с тобой. Я говорю с собой.

— Раньше я не замечала, чтобы ты говорил с собой.

— Я только начинаю.

Она нахмурилась.

— И как я узнаю, с кем ты говоришь — со мной или с собой?

— С собой я много говорить не буду. Возможно, это первый и последний раз. Сам я себя не очень-то интересую.

— Мы бы больше интересовались собой, если бы сделали ребенка.

Он вздохнул.

— Пусть будет как будет. Мы станем убивать тех, кого нам велят убить, до того момента, как наш создатель убьет нас. Это вне нашего контроля.

— Но подконтрольно Ибо.

— Он, который красный.

— Совершенно верно. Хочешь пойти со мной к Зозо Дислисл и купить приносящий радость грис-грис?

— Нет. Я только хочу связать этих копов, вспороть им животы и послушать, как станут они кричать, когда я буду вытаскивать их кишки.

— Это ты велел мне проехать мимо, — напомнила Синди.

— Я допустил ошибку. Давай их найдем.

Виктор сидел за столом в главной лаборатории (прервал работу, чтобы перекусить), когда на экране компьютера появилось ослепительно красивое лицо Аннунсиаты.

— Мистер Гелиос, Уэрнер попросил сказать вам, что он в комнате Рэндола Шестого и что он взрывается.

Хотя Аннунсиата была не реальным человеком, а продуктом компьютерной графики, подкрепленной сложным программным обеспечением, Виктор раздраженно бросил:

— Ты опять несешь чушь.

— Сэр?

— Не мог он тебе такого сказать. Проверь его послание и передай в точности.

Уэрнер решил лично провести обыск в комнате Рэндола Шестого и проверить содержимое жесткого диска его компьютера. После короткой паузы Аннунсиата заговорила вновь:

— Мистер Гелиос, Уэрнер попросил меня передать вам, что он в комнате Рэндола Шестого и что он взрывается.