Белгравия - Джулиан Феллоуз

Сьюзен попыталась представить все так, будто в ее долгой беседе и неприкрытом флирте с Джоном не было ничего особенного. Может быть, Оливер окажется настолько поглощен своим гневом на мистера Поупа, что примет ее невысказанное оправдание.

– Ты хоть знаешь, кто он такой?

– Про кого ты говоришь? – Сьюзен не понимала, о чем толкует муж. – Про преподобного мистера Белласиса?

Оливер посмотрел на жену. Неужели она и впрямь не знает, кто этот человек? Когда дела отца пошли в гору, Оливер не терял времени даром и познакомился с историей большинства старинных аристократических семей. Правда, ему казалось, что он тогда посвящал во все и Сьюзен. Но нет, похоже, она даже не догадывается.

– Преподобный Белласис – младший брат лорда Брокенхёрста и его законный наследник. Хотя, скорее, все унаследует его сын Джон, поскольку лорд Брокенхёрст выглядит куда более крепким, чем младший брат.

– Джон Белласис будет следующим?.. – Сьюзен задумчиво умолкла. В мечтах она уже летела вниз по волшебному склону, уносясь в свои фантазии.

– Да, следующим графом Брокенхёрстом, – кивнул Оливер. – Единственный сын нынешнего графа погиб при Ватерлоо. А других наследников нет.

Время медленно приближалось к трем часам ночи, когда леди Брокенхёрст наконец села у зеркала и сняла алмазные серьги, пока служанка Доусон вытаскивала у нее из волос шпильки.

– Кажется, всем очень понравился вечер, ваша светлость.

Доусон осторожно вынула последние шпильки и подняла тяжелую диадему. Каролина встряхнула головой. Она любила носить свои драгоценности, ей нравилось их великолепие, но когда можно было их снять, наступало облегчение и чувство свободы. Каролина почесала голову и улыбнулась.

– Мне кажется, я постаралась на славу, – лучась удовольствием, заявила она.

В дверь легонько постучали. Появилась голова лорда Брокенхёрста.

– Можно?

– Ну конечно, – ответила жена.

Он вошел в комнату и опустился в ближайшее кресло:

– Как хорошо, когда они все наконец уходят!

– Мы как раз говорили о том, как удачно все прошло.

– Пожалуй. Но нельзя же на протяжении вечера бесконечно осведомляться о здоровье, выражать восторг по поводу беременности королевы и спрашивать, как вы собираетесь провести лето. Кстати, что это за торговец хлопком? Где ты его откопала? И что этот юноша здесь делал?

Каролина внимательно вгляделась в зеркале в отражение лица своего мужа. Догадался ли он? Неужели не заметил, насколько Чарльз похож на их дорогого Эдмунда? Те же глаза. Те же длинные пальцы. Тот же смех. Этот мальчик, несомненно, Белласис. Неужели это не очевидно?

– Ты имеешь в виду мистера Поупа?

– Поуп? Так его зовут? – Перегрин пригладил усы и поморщился: ботинки жали. – Ну что ж, – задумчиво сказал он, разглядывая акварель жены, на которой был изображен Лимингтон-Парк, – он показался мне славным малым, гораздо интереснее, чем дамы, с которыми ты усадила меня за ужином, но я до сих пор не понимаю, с какой стати он целый вечер торчал в нашей гостиной.

– Чарльз Поуп меня заинтересовал.

– Но чем?

– Видишь ли… – Каролина остановилась; замерла и Доусон. Держа одну щетку в правой руке, а другую – в левой, камеристка с любопытством наклонила голову. Самым интересным в ее работе было помогать хозяйке раздеваться после вечера в свете. Небольшое количество вина всегда развязывало языки, а мелкие намеки были хорошей разменной монетой в разговорах среди прислуги. – Дело в том, что…

Но тут Каролина перехватила взгляд Доусон и прикусила язык. Больше всего на свете ей хотелось рассказать мужу правду, но она дала слово. Распространяется ли клятва на мужей и жен? Разве, утаивая друг от друга секреты, супруги не нарушают одну из библейских заповедей? Но даже если и так, Каролина понимала, что не подобает пускать имя Чарльза по волне сплетен и говорить о нем в присутствии прислуги. Доусон, как правило, не отличалась болтливостью, но на благоразумие камеристки никогда нельзя положиться. Доусон могла промолчать, но могла с тем же успехом разболтать новость по всей Белгравии: в пять часов как раз должен прийти от мясника посыльный с окороком. Слуги хуже крыс: ходят из дома в дом, разносят слухи, рассказывая хозяйские тайны кому попало. Каролина знала, как они любят поболтать там у себя внизу, даже самые преданные из них. Нет уж, лучше промолчать. Потом – может быть, но сейчас мужу ничего говорить нельзя. И графиня прибегла к испытанному способу: переменила тему.

– Мария Грей превратилась в хорошенькую девушку, – сказала она. – Раньше всегда была такая серьезная, вечно зарывалась в книги. Теперь она просто красавица.

– Угу, – согласился Перегрин. – Повезло Джону. Надеюсь, он ее заслуживает.

Он скинул ботинки, собираясь с духом, чтобы отправиться в кровать.

– Мария ведь недавно пережила смерть отца.

– Да, страшное дело. Но, похоже, она не очень убивалась.

Доусон продолжила распутывать локоны леди Брокенхёрст. Она уже слышала эту историю: как лорд Темплмор на охоте упал с лошади и разбил голову о камень.

– Леди Темплмор очень хвалила Реджи.

– Какого еще Реджи?

– Это ее сын, брат Марии. Она рассказывала мне, что он фактически ведет все хозяйство в поместье. А ведь ему всего двадцать лет. Правда, леди Темплмор говорит, что у них хороший управляющий, но тем не менее.

– Если этот Реджи хочет уберечь поместье от судебных приставов, хорошего управляющего ему будет мало, – хмыкнул Перегрин. – Полагаю, долги после отца висят на их семействе, как мешок с камнями.

Каролина сочувственно вздохнула:

– Сегодня на них обеих были новые платья: и на матери, и на дочери. Я даже удивилась. Правда, они, видимо, знали, что придет Джон. Нельзя же им выглядеть перед названным женихом так, будто они разорились!

Перегрин сжал голову в ладонях. На него внезапно нахлынула печаль. Отчасти она была связана с приходом лета: в воздухе веяло надеждой, люди развлекались, носились с одного торжества на другое, все строили планы, как убежать от городской жары. И, глядя сегодня, как Джон флиртует с хорошенькой невесткой этого забавного мистера Тренчарда… Кстати, сколько лет его племяннику? Года тридцать два или тридцать три? Немного. Эдмунду сейчас было бы сорок восемь – мужчина в лучшей поре жизни. Но он никогда уже не отправится ни на северное побережье Франции, ни в горы, окружающие итальянские озера. Их бедный мальчик заперт в гробнице, как все доблестные молодые люди, которые погибли много лет назад в то июньское утро. Перегрин надеялся, что переезд в новый дом на Белгрейв-сквер, с его великолепными комнатами для приема гостей, вернет им обоим волю к жизни, придаст сил. Но сегодня произошло прямо противоположное: фривольные манеры, богатые костюмы, легкие разговоры, сверкающие бриллианты – все это послужило лишь иллюстрацией безумства человеческой жизни, которая всегда заканчивается в могиле, полной холода и одиночества. Перегрин с трудом поднялся на ноги и направился к двери.