Гончие Бафута - Джеральд Даррелл

Когда все музыкальные возможности этой песни были исчерпаны, Фон послал за новой бутылкой, мы уселись поудобнее и стали глядеть на танцы. Однако бездеятельность вскоре надоела Фону. Не прошло и часа, как он начал ерзать на своем троне и грозно хмуриться на оркестр. Он наполнил наши стаканы, откинулся на спинку трона и мрачно уставился на танцоров.

– Этот танец, он не хороший, – заявил он наконец.

– Отличный, – возразил я. Чем он тебе не нравится?

– Очень сильно медленный, – пояснил Фон, наклонился ко мне и обезоруживающе улыбнулся. – Хочешь мы танцевать твой особенный танец?

– Особенный танец? – переспросил я; затуманенная винными парами мысль моя работала медленно. – Какой это танец?

– Раз, два, три, брык! Раз, два, три, брык! – пропел Фон.

– А, вот ты о чем говоришь. Да, давай станцуем его, если хочешь.

– Я очень много хочешь, – твердо сказал Фон.

Он вывел меня на середину и крепко ухватился за мою талию, а все остальные, весело болтая и ухмыляясь от удовольствия, выстроились за нами. Мне хотелось внести в танец хоть немного разнообразия, я взял у кого-то флейту, громко и фальшиво дул в нее, а сам тем временем повел танцоров в какой-то дикой пляске по всей площадке и дальше, среди хижин Фоновых жен. Ночь была очень теплая, и через полчаса такого веселья я совсем задохнулся, с меня ручьями лил пот. Наконец мы остановились отдохнуть и по обыкновению глотнуть подкрепляющего. Однако моя конга явно очень полюбилась Фону. Он сидел на своем троне, глаза у него блестели, ноги отбивали такт, и, отдавшись воспоминаниям, он тихонько мурлыкал мелодию танца и с плохо скрытым нетерпением ждал, пока я отдышусь и можно будет повторить все сначала. Я решил, что надо как-то отвлечь его от этой затеи: в такую душную ночь конга требует слишком больших усилий, а сверх того во время последнего круга я пребольно ударился о дверной косяк и содрал кожу с голени. Поэтому я мысленно поискал, какому бы другому танцу мне его научить. чтобы и сил требовалось поменьше, и оркестр мог быстро усвоить мелодию. Наконец я выбрал подходящий танец, еще раз попросил дать мне флейту и несколько минут на ней поупражнялся. Потом обернулся к Фону – тот все это время с большим интересом наблюдал за мной.

– Если ты велишь оркестру выучить эту особенную музыку, я научу тебя еще одному европейскому танцу, – сказал я.

– Отлично, отлично, – ответил Фон; глаза его заблестели, он повернулся и громко призвал оркестр к молчанию, потом заставил их ходить вокруг нашего возвышения, пока я играл на флейте нужный мотив. Музыканты на удивление быстро подхватили мелодию и даже украсили ее собственными вариациями. Фон в восторге отбивал ногой такт.

– Да, отличный этот музыка, – сказал он. – Теперь ты показать мне новый танец, да?

Я поглядел по сторонам и выбрал молоденькую девушку, которая, я уже давно это заметил, казалась на редкость смышленой; я прижал ее к себе, насколько позволяли приличия (одежды на ней практически не было никакой) и пустился по площадке в развеселой польке. Моя партнерша после мгновенного замешательства превосходно подладилась под мой шаг, и мы в лучшем стиле прыгали и скакали по всему "танцевальному залу". Желая показать, как ему нравится новый танец, Фон захлопал в ладоши, и тотчас же все присутствующие присоединились к нему; сперва послышались самые обыкновенные разрозненные хлопки, но ведь это были африканцы! Они быстро вошли в ритм танца и теперь рукоплескания раздавались точно в такт. Мы с девушкой обошли большую площадку пять раз, и тут нам волей-неволей пришлось остановиться – надо было перевести дух. Когда я подошел к помосту, Фон протянул мне полный до краев стакан виски, а когда я сел, похлопал меня по спине.

– Отличный танец, – сказал он.

Я кивнул и залпом осушил стакан. Не успел я его отставить, как Фон схватил меня за руку и потащил обратно на площадку.

– Пойдем, – горячо попросил он. – Научи меня этот ганец.

Обхватив друг друга, мы проплясали польку вокруг площадки, но получилось не так уж хорошо, потому что широкие одежды моего партнера то и дело обвивались вокруг моих ног, и мы внезапно останавливались, как стреноженные. Всякий раз нам приходилось терпеливо стоять и ждать, пока толпа советников нас распутает, а потом мы снова пускались в пляс – раз, два, три, прыг! – и останавливались в противоположном углу, накрепко связанные, точно два столба, обвитые для праздника одной и той же лентой.

В какой-то миг я глянул на часы и с ужасом убедился, что уже три часа ночи. Как ни жаль, а пришлось мне распрощаться с Фоном и отправиться спать. Фон и его подданные проводили меня до большого двора, и там я их оставил. Взобрался на лестницу, оглянулся. При свете мерцающих фонариков все они танцевали польку. В самой середине прыгал и скакал Фон, совсем один, он увидел меня, взмахнул длинной рукой и закричал: "Доброй ночи, друг мой, доброй ночи!" Я помахал в ответ и с наслаждением забрался в постель.

На следующее утро в половине девятого прибыл грузовик, и мы погрузили на него весь мой зверинец. Попрощаться и проводить меня пришло неисчислимое множество бафутян; они начали прибывать ни свет ни заря, а теперь выстроились вдоль дороги и, оживленно переговариваясь, ждали, когда я двинусь в путь. Наконец погрузили последний ящик, и тут барабаны, флейты и трещотки возвестили о том, что прощаться со мной прибыл Фон. Одет он был так же, как в день моего приезда, когда я увидел его впервые, – на нем было белоснежное без всяких украшений одеяние и красная, как вино, шапочка. И сопровождала его наряднейшая свита: советники в ослепительно ярких одеждах. Фон подошел, обнял меня, и, не выпуская моей руки, обратился к бафутянам с краткой речью. Когда он замолк, вся толпа дружно закричала "А-а-а-а!" и дружно, в лад захлопала в ладоши. Фон повернулся ко мне и возвысил голос.

– Мой народ очень много жалеть, что ты покидать Бафут. Все этот люди, они будет помнить тебя и ты тоже не забывать Бафут, да?

– Я никогда не забуду Бафут, – ответил я от всего сердца, стараясь перекричать громкие рукоплескания.

– Хорошо, – с удовлетворением сказал Фон; потом крепко стиснул мою руку в своей ладони и тряхнул ее. – Друг мой, я тебя всегда будет видеть перед мой глаза. Я никогда не забыть, какой счастливый время мы провести вместе. Бог дай, ты благополучно доехать до твой страна. Ехать хорошо, друг мой, ехать хорошо.

Грузовик тронулся, и рукоплескания участились, они звучали все дробней и дробней – вскоре уже казалось, это капли дождя торопливо стучат по железной крыше. Мы медленно катили по тряской дороге, вот, наконец, и поворот, тут я оглянулся и увидел, что вдоль всей дороги вытянулись две сплошные стены обнаженных темных тел, в воздухе мелькают хлопающие черные руки, сверкают белозубые улыбки, а в конце этой живой аллеи стоит высокий человек в ослепительно белом одеянии. Вот он поднял длинную руку, в последний раз помахал на прощанье, грузовик завернул за угол и покатил по красной проселочной дороге, которая вилась через золотые, сверкающие под солнцем холмы.

Собиратель зверей чаще всего узнает нрав и повадки своих подопечных лишь к концу путешествия, и это всегда очень огорчительно. Поначалу, примерно месяца четыре, животные кажутся собирателю всего лишь "образчиками" своего вида – ведь у него нет времени наблюдать за ними так внимательно, чтобы они наконец обрели в его глазах какую-то свою индивидуальность. Прежде всего надо позаботиться о том, чтобы как следует разместить пойманных животных, накормить их и содержать в чистоте, а больше уже ничего не успеваешь, потому что все остальное время всячески стараешься пополнить свой зверинец. Однако же к концу путешествия зверинец обычно так разрастается, что собирателю больше некогда самому ходить на охоту – слишком много хлопот с теми животными, которых уже поймал. Тут наступает время, когда остается лишь надеяться на местных охотников – может, поймают для тебя еще каких-нибудь новых зверей, – зато теперь ты при зверинце неотлучно и получаешь возможность получше узнать своих пленников. Именно в таком положении я и оказался, когда вернулся из Бафута. У нас в главном лагере собрались не только равнинные животные: пока я охотился в горах, Смит неустанно собирал всяческих животных, населяющих местные леса. Под обширной брезентовой крышей нашей палатки собралось достаточно самого разнообразного зверья, чтобы создать небольшой зоопарк.