"Попаданец" в НКВД. Горячий июнь 1941-го - Виктор Побережных

— …Понимаешь, Андрей, когда бойцы меня позвали, я чуть не сдурел. Да в моем батальоне было меньше ППШ, чем мы нашли в этой тарахтелке. Целых тридцать штук! Да патронов пара ящиков! Каково? Всех, у кого винтовки и немецкие МП, перевооружил! Теперь хорошо можно немцам при встрече вломить. Да и то, что взяли с румын, лишним не будет, мы теперь можем людей вооружить, а это… — от полноты чувств он аж головой закрутил, — это просто отлично. А с учетом того, что твой товарищ пятнадцать человек привел, то совсем здорово! Нас теперь почти два взвода! А с бронетранспортером мы силой стали! Правда, горючки меньше, чем хочется… — грустно закончил капитан.

— Вот что, товарищи командиры. В свете последних событий… слушайте приказ. Выдвигаемся в направлении Прохоровка — Старогнатовка — Гранитное. Вооружить призванных бойцов и, — Чуприн посмотрел на часы, — через пятнадцать минут построить весь отряд на площади для принятия присяги пополнением. Пусть это не совсем правильно, но так нужно.

Через двадцать минут я стоял в строю вместе со всеми и мысленно, вслед за новичками, повторял слова присяги.

— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, — торжественно повторяли за Мехлисом пятнадцать молодых парней, решивших пойти с нами. — Я всегда готов по приказу Рабоче-Крестьянского Правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик, и, как воин Рабоче-Крестьянской Красной армии, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами. Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся.

Второй раз я слушал текст присяги и думал о разнице в текстах военной присяги сейчас и потом, в двадцать первом веке. В той присяге главное — защита «конституционного строя», а уж потом народа и Отечества. Даже саму суть присяги изуродовали будущие властители страны. Главное — их власть, а остальное потом, если время останется. А военные клянутся только выполнять приказы и защищать в первую очередь власть. Да, присягу нарушали многие и во все времена. Только в 2000-х и нарушать не нужно, соблюдай дословно, и все. Для народа хорошего ты мало сделаешь, скорее всего. Для «отцов-командиров» всегда будет отмазка, ведь защита долбаного «конституционного строя» первая по важности, все остальное потом. Хотя, может, теперь и не будет той власти, для которой главное — бабло, а не страна и люди? Дай-то бог, чтобы я был прав!

Выехать во время, указанное Мехлисом, не получилось, разгулялся буран. Видимость стала нулевая, поэтому решили не рисковать и выехать только утром. Было заметно, что люди только радовались такой задержке — устали все очень сильно и морально, и физически. Бой, последовавшее за ним бегство по снежной целине, уничтожение румын — все это даром не прошло. Да и сам Лев Захарович не особенно расстроился из-за непогоды, видимо, тоже устал.

А утром 20 декабря мы выдвинулись. Сейчас наше положение было, скажем так, интересным. Хорошо вооруженный отряд, обеспеченный техникой, боеприпасами и продуктами (спасибо колхозникам из Чичерино, снабдили нас очень здорово, причем сами!), но вот где мы находимся? В тылу у немцев? Между немецкими и нашими частями? Или наши опять все отбили? Полная неизвестность! Да и техника наша… Нет, бронетранспортер и грузовик — это хорошо и вовремя. Но! Есть это поганое «но». При встрече с немцами это здорово нам поможет, а при встрече с нашими? Не расфигачат ли нас с ходу? Все может быть, поэтому ехали аккуратненько, на цыпочках. Да еще Чуприн, чудо в перьях! Сначала всем бойцам, у кого были винтовки, выдал автоматы, а потом спохватился, блин. В итоге отобрал десять человек очень хороших стрелков и сделал из них что-то вроде снайперов. Только вот настоящих «снайперок» у нас всего две было, но и то хлеб! Ребята из Чичерино оказались подготовленными, во всяком случае, стрелять умели все, при этом неплохо. Чуприн разбавил опытных бойцов новичками, и получились два неплохих взвода. А по огневой мощи, с учетом автоматов и пулеметов, вообще песня. Как сказал Чуприн, «если бы 22 июня в нашей дивизии взвода были так вооружены, была бы совсем другая история», а я горько подумал тогда, что вооружение — не главное, вернее, не самое главное. Гораздо важнее уметь им пользоваться не только на уровне рядового бойца, но и генеральском. Наши все еще учатся воевать, учатся на ходу, у немцев. А немцы — учителя жесткие: либо научишься, либо умрешь. Третьего не дано.

Обо всем этом я думал, сидя в теплой кабине грузовика — мне повезло, что меня и Чуприна Мехлис отправил в «Опеле», а сам остался в «бронике». Правда, мне кажется, что скоро поменяемся местами. Здесь гораздо комфортнее и теплее! Телепаемся потихонечку, и ладно. Даже в холодном БТРе лучше, чем пилить пешком по такой погоде. Блин, не заметив, как задремал, шарахнулся головой о дверь. Не понял! А куда моя шапка делась? Ну Чуприн, гад! Сидит с моей шапкой в руках и лыбится! Снял ее с меня, чтоб я гарантированно проснулся, редиска.

— Просыпайся, Андрей. К Прохоровке подъезжаем, — сказал он, протягивая шапку.

— Что там, немцы?

— Не похоже. Сейчас разведку отправлю, будет видно, а пока давай-ка выбираться на волюшку, ребяткам задание дам.

Через пару-тройку минут из остановившихся машин мы наблюдали, как три бойца подходили к селу. На всякий случай все приготовились к бою, но обошлось. Минут через пять один из бойцов вышел из-за домов и помахал поднятым автоматом. Все нормально, немцев нет. Не задерживаясь в селе, мы направились дальше по маршруту. Не останавливаясь, проскочили Старогнатовку и остановились в Гранитном, где и возникли проблемы. Непонятно каким ветром, но в поселок занесло две машины с тяжелоранеными красноармейцами и машину с медиками. Отстали от госпиталя, эвакуированного из Волновахи. Как объяснял военфельдшер Смирнюк, оставшийся у них за главного:

— …у нас-то в машинах тяжелые. Мы же не можем ехать так, как остальные, вот они и ушли на Тельманово. Мы задержались, а потом слышали сильную стрельбу на той дороге. Вот и не знаем, как теперь быть? — Он растерянно посмотрел на Мехлиса.

— А что было в Волновахе?

— Плохо было, товарищ армейский комиссар, очень плохо. Почти сразу после авианалета нам приказали эвакуироваться. Из штаба дивизии нам отдали свои грузовики, чтобы мы всех забрать могли. Как говорили, немцы в трех местах фронт прорвали и рванули вперед, а с ними и румыны с итальянцами. Сам-то я их не видел, но бойцы, которые нам помогали, рассказали именно так. — Он развел руками. — Больше-то и не знаю ничего. Как дальше-то теперь?

— Не переживайте, всех вывезем. — Мехлис ожесточенно потер лицо руками. — Идите к раненым, если что, вас позовут.

После того как военфельдшер ушел из кабинета директора школы, превращенной во временный госпиталь и наш штаб, в кабинете повисла тишина. Наше положение стало проясняться, но это никакого облегчения не принесло, скорее наоборот.