Макабр. Война на восходе - Мила Нокс

Шныряла замотала головой.

— Не нравится мне это!

— Кобзарь говорил нам, что «кости — это потери», — задумчиво проговорила Санда, — а тут: «Обойдешься без потерь». Это не должно быть опасно!

— Ага, как же, — фыркнула Шныряла. — Я уяснила для себя одно: слышишь слово «Макабр» — хватай ноги в руки и беги!

— Впрочем, если вы пройдете испытание, — бодро вклинился красавчик Валет, — мне не придется снова надрывать горло и сбрасывать еще одну звезду! Может, я даже вернусь в Версаль! Ахаха, ну, ладно, ладно… так и быть — открываю проход в Зал Зеркал! Стих запомнили?

Все, кроме Шнырялы, закивали.

— Готовы? Ну, тогда… Да начнется Макабр!

Валет перекинул алебарду на другое плечо и, насвистывая, удалился в глубину зеркала. Тео прищурился и в полумраке разглядел, что Валет спускается по ступеням в какой-то зал, полный прямоугольников и овалов. Он еще напряг зрение. Прямоугольники стали отчетливее — и Тео вдруг понял, что преграда в виде зеркала исчезла. То, что было рамой, превратилось в пустой дверной проем. Тео протер глаза: по ту сторону порога открылся огромный роскошный зал, полный зеркал разных форм. Отражаясь друг в друге, они образовывали сверкающий зеркальный лабиринт.

Валета нигде не было.

Тео шагнул внутрь.

Ветки к этому моменту уже прогорели, но, к счастью, зал наполняло множество свечей. Одни стояли вдоль стен, капая воском на ступени, другие мерцали на рамах. Зал был полутемный и призрачный — неясно, где настоящий огонек, а где лишь отражение. Тео с друзьями спустился по каменным ступеням туда, где блестели миллионы зеркал. Всюду, куда ни брось взгляд, — зеркала, зеркала, зеркала…

Огромные, выше человеческого роста, и совсем крохотные. Пузатые и вытянутые, точно столбы. В золотых рамах, рамах резного дерева, вовсе без них. На некоторых рамах разворачивались сюжеты: вот двое обнялись, сидя под деревом; вот мужчина стоит на коленях, держа девушку за руку; а вот… Тео покосился на Санду — та тоже разглядывала зеркало, но, видимо, еще не дошла до той части, где двое…

«Черт!»

Тео покраснел до самых ушей и шмыгнул вперед.

Они блуждали довольно долго, иногда звали Валета, но мужчина не показывался. Наконец Тео наткнулся на странное зеркало: рама была образована из рук скелетов — костлявые пальцы переплетались между собой и, по-видимому, принадлежали двум усопшим любовникам. «Любовь не может быть опасной!» — вспомнил он свои слова.

Тео сглотнул и поежился.

И вдруг понял, что не слышит шагов друзей. Проход был пуст, как и соседний. Куда все запропастились? Подступила паника, и Тео крикнул:

— Эй!

Эхо, отражаясь от гладких поверхностей, разнеслось по залу, но никто не ответил. Он оказался в бесконечном лабиринте своих отражений. Окружен. Загнан в ловушку с самым пугающим существом на свете.

С собой.

Тео метнулся вправо, побежал влево — пусто.

Никого не было: только он.

Он один.

И в этот момент с зеркалами начало происходить нечто странное.

— Я же говорила, не нравится мне это!!!

Шныряла оскалилась и зарычала. Ноздри девушки раздулись, втягивая затхлый подземный воздух. Только воск, горелый фитиль и пыль. Запахов спутников не было!

— Где вы, черт возьми? Эй?!

Шныряла снова бросилась искать друзей по проходам, но зеркала окружали ее словно войско, выставив блестящие щиты, — и везде отражалась невысокая девчонка с перекошенным личиком, в юбке до пола и переднике, расшитом красно-черными крестами. На плечах — лохматая собачья шкура. Платок сбился, приоткрыв золотисто-рыжие пряди. Шныряла запихнула локоны под ткань, затянула концы платка и вытащила любимые ножи.

— Идиоты! Говорила же, не надо слушать этого напомаженного! И Кобзаря тоже!

— Интересно, насколько горячо сердечко в вашей груди?

Глаза Шнырялы распахнулись во всю ширь. Это был… голос Кобзаря! И она уже слышала от Глашатая эти слова!

Шныряла обернулась вокруг своей оси и рявкнула:

— Где ты прячешься? А ну выходи!

Шныряла сунула голову между зеркальных рам, но, обнаружив пустоту, отскочила и кинулась к противоположному ряду.

— Что для вас любовь, дорогая?

«Любовь…» Сердце быстро-быстро стучало в груди. Сейчас, наедине с собой, Шныряла смутилась. «Дорогая»? Что Кобзарь себе позволяет!

— Итак, любовь для вас — это…

— Бред сивой кобылы!

Второй голос принадлежал ей, Дакиэне Драгош, собственной персоной! Шныряла немного отдышалась и наконец определила, куда идти — где-то там, за стеной зеркальных «щитов», говорили Кобзарь и… она сама?

Девушка вышла в соседний проход и сразу увидела, что здесь не было ни ее двойника, ни Глашатая.

Только зеркало в полный рост, в котором разыгрывалась знакомая сцена. Поляна под черным небом, освещенная ярким пламенем костра. По одну сторону костра Тео с Сандой, по другую — она сама и Змеевик. Тут же прыгал Кобзарь, размахивая измерительной лентой. Шныряла подошла ближе, не отрывая глаз от зеркала. Вот она хмыкает и скалится, выдавая остроумные, по ее мнению, шутки про эту самую — тьфу! — любовь, чтобы скрыть чертово смущение. Вик же — теперь она ясно видела — то и дело на нее поглядывает. С любопытством и даже ожиданием. Но она выдает: «Я эту любовь ему знаете куда засуну!»

И лоб Вика пересекает складка.

Шныряла брызжет слюной, Кобзарь то и дело косится на парня — наблюдает, как тот реагирует… А после выхватывает колбочку: «Сто кошачьих выдохов! Теплеет!»

Шныряла смотрела и смотрела на эту сцену, разглядывая себя и Вика со стороны. И заметила… когда она не глядела в сторону Вика, тот постоянно бросал на нее взгляды. На ее руки, шею… От этого внутри как-то екнуло.

Шныряла вспомнила вечер после смерти Господаря Горы и то, что было, прежде чем идиот Тео вломился в каморку без стука.

«Я не могу остаться… я дал клятву Охотника — пока Йонва собирает армию, я нужен им. Дика, я уезжаю…»

«Значит, я уеду с тобой».

Шныряла прикрыла веки. Обхватила плечи руками, вспомнила, где лежала его ладонь. «Черт! Вик!» — мысленно взревела девушка. И вдруг услышала голоса. Множество голосов наводняло проходы, и скоро Шныряла почувствовала, что ее обступила толпа. Она распахнула глаза: поверхность зеркал дрожала и зыбилась. В глубине появлялись фигуры. Силуэты говорили на все лады — но из всех зеркал звучал лишь один хорошо знакомый голос.