Двойная взлётная 2 - Ольга Дашкова

— Тёма, не гони, вот реально перестань. Если надо, решим вопросы иначе, ты знаешь, я это умею.

— Я знаю, но она — нет.

Громов замолчал, сжал кулаки, повел подбородком, да, это было самое стремное, когда твоя женщина узнает, что ты не принц из сказки, которым так хочешь для нее быть, а убийца.

— Это не меняет и не изменит моего к ней отношения. Она умная девочка, все поймет.

Прошелся по номеру, ища сигареты, закурил, смотря из открытого окна на огни улицы. Сейчас я не мог принять ни одного правильного решения, все, о чем бы я ни думал, что бы ни просчитывал и ни планировал, кончалось хреново.

Но самое поганое, ко всему этому примешана ревность и обреченность. Надо отпустить, заставить себя жить без нее, не думать. Но как, не понимаю. Самое лучшее — уладить все дела и уехать далеко, в забытую богом страну, но я ведь сам не выдержал и рванул обратно.

— Немец сделает все, что в его силах у него связи, не думаю, что он так просто вышел из бизнеса, а если даже и так, к нему прислушиваются. Якут донимает, все ему и его боссам кажется мало, суки, достали уже. Хорошо, хоть Гена молчит, того все устраивает, только крысы крупнее, готовы сожрать друг друга ради куска пожирнее. Что ты ищешь?

Не обращая внимания на Игоря, шарил по карманам пиджака, потом, выкинув сигарету, начал выворачивать дорожную сумку. Нашел на самом дне, в футляре от очков.

Маленький пакетик белого порошка упал на стол.

— Ты хочешь, чтоб я тебя здесь похоронил? — низкий голос Громова скребет по без того расшатанным нервам.

Несколько долгих секунд смотрю на пакетик, птичка не одобрит и не простит. Но до того ломает изнутри, что хочется отключиться.

— То есть ты тут решил словить кайф, пока Кристина корчится от боли с твоим ребенком?

— Там твой ребенок. Надеюсь, что твой.

— Шульгин, ты слышишь себя? Тебе, сука, по-другому объяснить надо? Чтоб она разжевала?

— Не лезь ко мне.

— Конечно, не буду.

Голова дернулась в сторону, меня откинуло к стене. Четкий удар, сделанный профессионалом, пошел на пользу. Игорь делает захват, прижимая к себе, громко шепчет на ухо:

— Ты думаешь, мне, сука, легко? Думаешь, я все так просто глотаю? Но я не кручу мозги, не закидываюсь дурью, чтоб отрешиться, я живу здесь и сейчас. Решаю проблемы, люблю туже женщину, что и ты, думаю о будущем и молюсь, как умею, чтоб с ней все было хорошо. А ты, тварь такая, решил соскочить, быть благородным рыцарем, наступить себе на горло? Ради нее, да? Это похвально, но она не оценит. А я не позволю.

Резко отталкивает, смотрит лютым зверем.

— А вот теперь все это ты ей скажешь сам: и про ребенка, и про свои заморочки, про наркоту и нары, на которые собрался. Дебил конченый. Утром и скажешь.

Из нас двоих Громов оказался самым умным, он все понимает, но живет эмоциями. Для него нет полутонов: есть враг, есть друг, есть любимая женщина.

— Привет.

Вскидываю голову, Кристина совсем близко, улыбается, но смотрит настороженно. Такая красивая, на ней легкие светлые брюки и блузка, живота не видно, волосы убраны на одну сторону.

— Привет, — улыбаюсь в ответ. Вот увидел ее — и мысли совсем другие. Поднимаюсь, сам не могу наглядеться и реально утопаю у голубых глазах.

— Откуда синяк?

Ведет пальцами по левой скуле, сердце пропускает удар, чувствую взгляд Громова.

— На косяк наткнулся, очки забыл надеть.

— Надо бы наказать этот косяк, — Кристина даже не смотрит на Игоря, только на меня. — И стоило приложить лед.

— Тебя не было рядом.

— Вы не дети чтоб я разнимала вас, а потом вытирала сопли.

— Мы хуже.

— Я опять что-то не знаю?

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

Кристина смотрит настороженно, беру за руку, сжимая тонкие пальцы. Громов выглядит странно, словно пришибленный, на лице странная улыбка. Неужели моя птичка его ушатала?

— Я что-то пропустил?

— Самую малость, — Громов влезает в разговор.

— Игорь, я сама.

— Мне это уже не нравится. Что с ребенком?

Тяну Кристину на себя, задирая рубашку, опуская ладонь на живот, выдыхая с облегчением. И как я мог подумать жить без нее? Кретин чертов, правильно Игорян врезал.

— Все хорошо.

— Точно?

— И нет никаких патологий и отклонений?

— Артём, что такое ты говоришь? — Кристина взволнована, смотрит и на самом деле не понимает, о чем я.

— Извини, пойдем отсюда, здесь недалеко, я видел, есть небольшой ресторанчик.

Тяну девушку на улицу, солнце греет кожу, но, пройдя несколько шагов, Кристина останавливается.

— Артём, объясни, я не понимаю, что за странные вопросы?

— Забудь, просто волнение.

— Нет, я не хочу забывать и понимаю, все, что ты говоришь, это не просто так.

Так и стоим посередине узкой улочки, мешая прохожим, Громов смотрит зло, если надо, он заедет мне в челюсть прямо сейчас.

— Артём.

— Прости, напугал, птичка, но это мои страхи. Я бывший наркоман, все еще иногда срывающийся в эту пропасть дерьма. Какой может быть от меня ребенок, подумай сама?

Начал сразу с самых больших страхов, я реально боюсь этого.

— Но…

— Ты ведь ненавидишь наркоманов, презираешь их, я знаю.

— Артём, прекрати, — Кристина срывается на крик, смотрит с вызовом. — Ты сейчас что, жалеешь сам себя или отговариваешь быть с тобой? Если хочешь уйти, то вали, но дети все равно родятся, пусть и от бывшего наркомана. Отпусти меня.

Вырывается, больше не смотрит на меня, уверенно идет вперед. Вот за это ее уже можно любить и восхищаться. Говорит, что думает резко, отрезвляет.

— И ты неправ, — оборачивается, кричит, тыкая пальцем. — Я презираю слабаков, которые сами просирают свою жизнь, ища свободу в дури, ища в ней смысл. Я люблю другого Шульгина, умного, опасного, уверенного, моего Шульгина, который сделает все и даже больше для нас. Но каждый делает свой выбор.

— Дурак ты, Тёма, — заключительный вердикт Громова.

— Любит?

Стою на самом деле как дурак, смотрю вслед Кристине, ветер развевает широкие брюки, блузку, светлые волосы.

— Ты услышал только это?

— Еще были дети.

— А вот теперь догоняй и сразу падай на колени, умник.

— Не хочу никого из вас видеть, считайте, это бзики беременной женщины, я улетаю вечером домой. Я устала от вас, мне нельзя нервничать.