Пиратика-II. Возвращение на Остров Попугаев - Танит Ли

* * *

Вся в голубом, любимом цвете Эль-Танжерины, на арену вышла команда Зенобиуса: трое мужчин и три женщины. Прыгуны переливались всевозможными оттенками синевы: лазурный, ультрамариновый, светло-голубой, бирюзовый, лиловый, сапфировый.

Из ворот на другом конце арены показался носорог. Он был необычной масти: кремовый, дымчато-коричневатый, как шкурка лани.

— Белый носорог, — сказал Ларри Лалли. — Он тут звезда.

Этот зверь оказался крупнее остальных, и, хотя он старался ступать бережно, под стать своей грациозной команде, в нем сквозила затаенная угроза.

Моряки, а с ними и все остальные зрители, подались вперед, с головой ушли в происходящее.

Поначалу прыжки ничем не отличались от трюков уже выступавших команд. Безупречно исполненные, они вызывали аплодисменты, но шум быстро стихал, и публика опять замирала, затаив дыхание.

После этого Зенобиус исполнил своеобразный танец. Синяя команда широким кольцом плясала вокруг него, хлопая в ладоши. Потом носорог встал как вкопанный, обратившись задом к скамье, на которой сидела Артия и ее люди. Украшенный кисточкой хвост взмахнул налево, потом направо и неподвижно застыл.

Прыгун в лазурном и прыгун в бирюзовом взмыли в воздух, будто вознесенные невидимой рукой. Они не опирались на рог — он был им не нужен. Они наискосок перелетели над спиной Зенобиуса — слева направо, справа налево — прямо в воздухе поприветствовав друг друга веселым салютом.

Когда Бирюзовый летел вниз над левым плечом Зенобиуса, носорог развернулся, выставив смертоносный штырь. Толпа испуганно ахнула, но Бирюзовый накинул на рог гирлянду из голубых цветов.

Трибуны взорвались возгласами одобрения.

Товарищи по команде поймали прыгунов.

— У них что, пружины в ботинках? — спросил Вускери.

— Актер актера нипочем не проведет, — бросил Питер, который, сам того не сознавая, сидел с раскрытым ртом

В воздух взлетели еще две девушки: в ультрамариновом и голубом. Голубая зашла спереди и взмыла вверх, опираясь на рог. Ультрамариновая оказалась сзади и прыгнула, пустив в ход пружины в подошвах. Акробатки опустились в стойку на руках на спину Зенобиусу и обрызгали его голубой и ультрамариновой краской, а потом соскочили вниз.

Носорог с тревожащим изяществом развернулся, чтобы проткнуть пятого прыгуна, сапфирового.

Сапфировый упал на одно колено. Грозный рог пронесся у него над головой. Юноша бросился носорогу под брюхо, откатился в сторону, резко вскочил, поставил обе ноги чудовищу на бок и пошел вверх по грудной клетке, как муха по стене.

— Клей на подошвах и ладонях!

— Наверняка.

Балансируя на носороге, Сапфировый достал из-под одежды нечто напоминающее ременную упряжь и прикрепил ее к спине Зенобиуса. Потом вставил в какой-то держатель среди этой сбруи короткий шест. Пока он занимался этим, последняя девушка из его команды, в лиловом костюме, завела с носорогом величавый танец.

На спине животного покачивался шест. Мужчина в сапфировом взлетел, сделал в воздухе тройное сальто и опустился на руки своей команде.

Лиловая подпрыгнула, ухватилась за рог и встала на спину носорога, держась за шест, который был немного выше нее. Зенобиус бесцельно слонялся по арене. Сотни зрителей подались вперед, устремив глаза на синюю команду.

Лиловая девушка в четыре быстрых движения вскарабкалась по шесту, с ловкостью белки перевернулась и встала на голову, да так и застыла, в шести футах над спиной Зенобиуса.

Стадион застыл в безмолвии. Тишину нарушила сама прыгунья. Она крикнула:

— Корриендале, Зено!

— Клянусь шестью пчелиными коленками! Она велела ему бежать!

Носорог пустился бешеным галопом. Публика разразилась криками. Все вскочили на ноги. Даже Артия.

Она видела, как девушка, сохраняя идеальное равновесие, высоко в воздухе мчится по стадиону. Ее руки и ноги не замирали ни на миг, находились в беспрестанном движении, подрагивали, балансируя, удерживая акробатку в волоске от гибели.

Неожиданно перед глазами Артии пылающим вихрем возник образ Феликса. Он заслонил собой всё, и она поняла, что никогда не сможет забыть это лицо.

«Я должна его найти. Немедленно».

Зенобиус добежал до барьера и застыл на месте, будто хорошо обученная скаковая лошадь.

Лиловая прыгунья соскочила с шеста и приземлилась на руки своим товарищам. Стадион взорвался аплодисментами. В воздух полетели шляпы. На ринг посыпались цветы всевозможных оттенков.

— У нее что, клей в волосах?

— Нет. Это мастерство, сынок. На арене гибнут многие. Но только не носороги! Их берегут как зеницу ока. Можно сказать, они священны.

— Я выиграл? — изумленно воскликнул Уолтер.

— Это я выиграл, — сказал Шадрах Пропащий.

Джек озирался по сторонам.

— Да где же мой треклятый попугай? — проскрипел он, как несмазанная дверь.

* * *

А Моди с Честным были в носорожьих стойлах. Прыгуны, сняв разноцветные костюмы и грим, отмывали своих питомцев от краски. Они пригрозили Честному Лжецу страшной смертью от рогов, если он посмеет коснуться животных. Честный не понимал ни по-мароккайнски, ни по-спански. Он только улыбнулся, виновато покачал головой и погладил носорогов. И никто из животных не протестовал, даже разозленные Эстус и Клеопатрус.

Тогда прыгуны столпились вокруг, разрешили Честному покормить зверей, спросили, чем он их очаровал. Посмеялись, видя, что он их не понимает. Честный хмыкнул в ответ.

К тому времени разговорилась и Моди. Она сидела на красной бандане Честного и трещала прямо ему в ухо. Попугаиха не умела говорить только по-ангелийски. Она болтала по-персийски, на разных наречиях африканийских народов, на франкоспанском, катайском, даже мароккайнском.

Красный прыгун, первым перелетевший через Клеопатруса, обернулся к белому, который последним вскочил на Бланкуса:

— Химическая формула — вот о чем толкует эта птица. Как превратить соль в серебро…

Моди залопотала Честному в ухо:

— Джек мечтал о смерти. Кто возьмет Моди? Кто возьмет мою птицу? — спросила она голосом Вкусного Джека. — Кто о ней позаботится?

Честный лжец потерся щекой о мягкую головку Моди. Острый клюв был одновременно и шершавым, и гладким.

* * *

— А теперь можете оглянуться, мистер Феникс. Да, это я. Надеюсь, вы помните свою былую возлюбленную, Малышку Голди.

Он узнал ее по голосу и запаху духов, хотя, конечно, никогда не любил ее. Феликс обернулся. Заглянул в зеленые кошачьи глаза, в грозное лицо с тонкими чертами. На нежной коже щеки еще виднелся свирепый поцелуй, оставленный Артией.