Пиратика-II. Возвращение на Остров Попугаев - Танит Ли

— Вы женщина! Так я и думал. Вы, должно быть, Злобная Сюзетта. Она единственная женщина-пиратка на службе у короля.

Артия заглянула в его умные глаза. Может, он придумал эту Сюзетту, чтобы подловить Артию, а может, та существует на самом деле и он хорошо с ней знаком.

Артия решила действовать наугад.

— Нет, сэр. Я не Сюзетта. Моего имени не знает никто. Кроме его величества.

— А! Понимаю! — воскликнул капитан. — Вы как та ангелийская мерзавка Пурпурная Роза, чудовище в женском облике, которая помогает предателям нации — франкоспанским революционерам, водит дружбу с Луи Адором и его людьми. Только вы, разумеется, храните верность Франкоспании.

Артия опустила глаза. От ее взгляда не укрылась капитанская шпага, пояс со множеством ножей и пара пистолетов.

— У меня есть документы. — Она достала пачку бумаг, но тут же отвела руку. — Мы должны спуститься к вам в каюту. Не могу же я передавать их прямо здесь, как кочан капусты.

Они прошли в каюту. Капитан захлопнул дверь.

— Присаживайтесь, прошу вас.

Артия села. Капитан тоже опустился на стул. Артия опять достала пакет и протянула ему. На ее лице не дрогнул ни один мускул, когда она в полном молчании смотрела, как франкоспанский капитан взламывает печать. Он разложил бумаги на столе, изумленно вгляделся в них, поворошил страницы, раскрыл рот и разразился такой витиеватой бранью, что ему позавидовал бы и Эбад.

— Тише, сэр, — перебила его Артия. — Как видите, бумаги ничего не стоят, это всего лишь мусор, найденный на ограбленном нами ангелийском корабле. А вот и настоящие ценности.

Она не спеша выудила из кармана мешочек, развязала шнурок и высыпала на стол семнадцать ярких, как солнце, капелек пламенного льда.

— Синева небесная!

— Бриллианты, — заполнила паузу Артия. — Из личной сокровищницы короля. Доверены персонально мне. Чтобы я сберегла их для вас. А в благодарность вы, конечно, должны передать мне некую драгоценность из тех, что имеются у вас.

Капитан, забыв об осторожности, в полном смятении взирал на нее.

— Но… откуда вы знаете…

— Знаю, капитан. А иначе зачем я здесь?

— Но мы верой и правдой хранили ее…

— Никто не сомневается. Но шпионы есть повсюду. Ангелийцы узнали, что она здесь. По вашему следу идет целая флотилия военных кораблей. Меня послали, чтобы найти вас. Так что отдайте мне вашу драгоценность и уносите ноги.

— Но я должен получить от его величества подтверждение ваших полномочий…

Артия сухо рассмеялась.

— Не понимаю, как человек вашего ума и храбрости может так туго соображать.

— Простите?

— Естественно, король не дал мне никаких документов, которые могли бы подтвердить его участие в этом деле. Если предмет, о котором идет речь, попадет к врагам, будет весьма неразумно дать им понять, как сильно он заинтересован в этом предприятии.

— Понимаю. — Капитан потер подбородок. — Вы говорите, флотилия?

— Совершенно верно. Пять кораблей по пятьдесят пушек на каждом. Прочесывают море в поисках вас. Хотите, скажу, как они называются?

— Боже мой! — Его глаза в поисках утешения остановились на кучке бриллиантов.

Артия подумала: «Он разбирается в драгоценных камнях не лучше меня. Когда-то я даже верила, что красная стекляшка на пальце у Феликса — настоящий рубин».

Волной нахлынула боль.

Капитан не заметил этого, он был занят — перебирал пальцами бриллианты.

Артия собралась с мыслями и, кашлянув, добавила:

— Излишне упоминать, что король разрешает вам оставить три лучших камня для вашего личного пользования. Остальные должны быть отданы на военные нужды.

Ну, точь-в-точь Свин со своей косточкой!

Капитан еще несколько минут играл с поддельными бриллиантами, потом встал и подошел к столу. Сильно ударив по одному углу, открыл узкий потайной ящик. Внутрь легли бриллианты, наружу был извлечен запечатанный бумажный свиток. Ящичек закрылся.

«Он что, тоже хочет обвести меня вокруг пальца, как я его?» — подумала Артия.

— Вы… — Он колебался: то протягивал бумагу, то отводил ее, так что Артии пришлось ждать. — Вы будете беречь ее как зеницу ока?

— Месье, я сто раз пожертвую жизнью ради нее.

Они расстались. Каждый остался доволен собой, но в то же время испытывал тревогу. Шлюпка отвезла Артию обратно на «Незваный». Она взобралась по лестнице, но, ступив на палубу своего корабля, неожиданно покачнулась. Перед глазами возникла пугающая картина — но на этот раз она видела не Феликса. На Артию нахлынули воспоминания об Ангельской Академии для Благородных Девиц, куда запер ее отец. Там она провела немало безрадостных дней, пока не вспомнила, кто она такая на самом деле. Вот они, кудрявые девчонки в узких платьях, несут на головках тяжелые книги, чтобы выработать красивую осанку.

Никто из команды не сказал Артии ни слова. Франкоспанский торговый корабль и шлюп отсалютовали ей гораздо дружественнее, чем поначалу, и скрылись за горизонтом.

Теперь надо бы посмотреть, что это за бумаги и кто кого надул. Но прежде всего она должна уладить конфликт с Уолтером.

* * *

Даже лежащий без сознания среди старых мешков на нижней палубе, куда его впопыхах бросили, при тусклом свете фонаря, Феликс был красив. Голди невольно залюбовалась им, но сразу одернула себя. Потом выплеснула в лицо пленнику ведро холодной воды.

Он пришел в себя и поднял голову. Вода стекала по его щекам, будто слезы.

В первые мгновения он словно не видел Голди, только отметил мысленно, что она здесь, что он связан по рукам и ногам и, видимо, находится на ее корабле. Страшно даже представить, какую участь приготовила ему эта чертовка.

Голди спустилась в трюм одна, не желая, чтобы новые оскорбления долетели до ушей ее команды. Она теряла терпение.

— Очнулись, Феликс Феникс? Это хорошо. Завтра вам предстоит тяжелый день, а до рассвета осталось всего два часа.

Феликс смахнул с глаз последние капли воды. Сердится он? Или боится? Она не понимала. Он поглядел на нее.

— Я должен извиниться.

— Что-что?

— Извиниться. За то, что назвал тебя уродиной.

— Да, клянусь дьявольскими подметками, ты еще не раз пожалеешь…

Со странным нетерпением Феликс перебил ее:

— Да, да, не сомневаюсь. Ты злая и мерзкая дрянь, Малышка Голди, но никак не уродина. Ты красива и знаешь это, и я это знаю. Мои слова вырвались в припадке ярости. Делай что хочешь, но поверь: там, в городе, во мне говорила злоба. Ты прекрасна, как утренняя заря. Я готов рисовать тебя хоть всю жизнь. Но боюсь, жизнь моя продлится не дольше двадцати четырех часов.