"Поворот все вдруг!". Укрощение Цусимы - Александр Лысев

– Да бросьте вы, ей богу… – махнув рукой, оборвал Петину тираду на полуслове Цибулевич.

Веточкин помолчал, поглядел некоторое время в окно – там все те же однообразные степные пейзажи. Поезд полз ужасно медленно. Журналист дремал, прикрыв глаза. Или делал вид, что дремлет. Любознательный Петя покрутил головой, поневоле прислушиваясь к разговорам вокруг. Пестрая компания молодых штаб-офицеров, расположившихся на скамьях справа от прохода, ехала на передовую. Причем ехала, судя по разговорам, явно не в первый уже раз за эту войну. Компания была пестрой в прямом смысле слова – рубахи и гимнастерки были на офицерах самых необычных оттенков: от коричневых и цвета хаки до васильковых и кумачовых. Один был даже в каком-то фантастическом обмундировании с желто-зелеными пятнами и разводами.

«Неуставная форма одежды», – отметил про себя закончивший недавно полковую учебную команду вольноопределяющийся Веточкин.

– Что делать, господа, – ровным голосом вещал «желто-зеленый» офицер. – Приходится применяться к местности. Пошил вот себе на заказ.

– Цвет, прямо скажем, неприличный, – заметил его попутчик в васильковой рубахе с погонами поручика.

– Зато с двадцати шагов не различишь. Ваша цветовая гамма менее удачна.

– Зато эстетичнее, – парировал поручик.

– Нет, ну тогда уж щеголяйте в парадном мундире. Вот где эстетика! – вмешался в разговор третий. – А на войне, господа, лично я с марта хожу в солдатской шинели. У нас в батальоне после первого же боя японцы выбили половину офицеров – те издалека в цепи выделялись…

– Да, давно не секрет, что наши солдатики рубахи нарочно в грязи марают – маскируются…

Невольно внимавший разговору Веточкин перевел взгляд на свою белую косоворотку и даже потеребил пальцами подол – призадумался, а не пошить ли и ему что-нибудь более подходящее к ведению боевых действий в современной войне? Надо прислушиваться к полезным советам, пусть даже и случайным.

– Ну что, Еремеев, профукали туннель? – услышал у себя за спиной Петя продолжение другого разговора.

Повернувшись вполоборота назад, Веточкин навострил уши. Говорил казачий урядник, усмехаясь и покусывая пшеничного цвета ус.

– Да не звони ты на всю округу, – приглушенно отвечал уряднику здоровенный бородатый казак, чья фамилия, видимо, и была Еремеев.

– Был взрыв, но движение уже восстановлено, – добавил третий казак, сидевший у самого прохода с шашкой между колен.

– Хунхузы безобразят, – пояснил Еремеев. – Они и в мирное-то время шалили. А теперь и вовсе разгулялись – война! Японцам служат, змеи подколодные.

– Ну, туннель-то рванули, – подначивал урядник. – Эх вы, стража хренова!

– А ты потяни тут лямку, да не один год! – прогудел Еремеев, явно раздражаясь. – Приехал только, гусь этакий, а советы уже раздаешь. К тому же повторяют тебе – движение восстановлено. Мы в перестрелке троих свалили. На башках косы накладные…

– А подо мной опять коника ухлопали, – горестно вздохнул третий казак, поправляя шашку.

– Везучий, – протянул урядник.

– Чего?

– Могли бы тебя.

– Это да.

– Типун тебе на язык, прости Господи, – закрестился Еремеев. – Хватило с меня и лазарета по прошлой весне…

Петя невольно передернул плечами. Дела тут, однако! Еще до фронта не доехали, а уже взрывают, стреляют…

На очередном полустанке Веточкин выбрался размяться. Журналист на променад не пошел.

– Буфет здесь отвратный, ездил я тут уже, – объяснил свой отказ вылезать из вагона Семен Семенович.

Петя купил рисовые лепешки и бутылку молока у китайца-лоточника на перроне. Содрали рубль с полтиной – форменный грабеж! Но перекусить надо было, а прогонных денег у него еще оставалось прилично. Паровоз подал призывный свисток. Вместе с несколькими новыми пассажирами Веточкин поднялся на площадку вагона. Дернувшись и громыхнув сцепкой, поезд пополз дальше, медленно набирая ход. Входивший перед Веточкиным в вагон статный офицер показался Пете знакомым. Приглядевшись к нему повнимательнее, Веточкин громко окликнул его на весь вагон:

– Хлебников! Господин Хлебников!

Офицер замер, незаметно положив руку на кобуру револьвера. Потом медленно развернулся к счастливо спешившему по проходу ему навстречу Пете.

– Господин Хлебников! – улыбался Петя, подходя вплотную к своему старому знакомому. Разглядев чин, приветствовал его по-военному:

– Здравия желаю, господин ротмистр!

Хлебников (уж будем его так называть и дальше) быстро огляделся по сторонам. Затем изобразил на лице сначала недоумение, а затем радостное узнавание:

– Веточкин? Петр! Какими судьбами?

– Да я вот… – начал Петя, но Хлебников взял его под локоток и, уводя с прохода, проговорил:

– Давайте присядем.

Петя, разумеется, не заметил, но от ротмистра эта деталь не укрылась – сидевший на вагонной скамье казак Еремеев, услышав фамилию Хлебников, когда они проходили мимо, проводил их долгим внимательным взглядом…

– На войну, на войну, – предваряя расспросы Веточкина, говорил Хлебников, когда они уселись рядом. – А вы, Петя, такой молодец – оставить мирные занятия, когда отечество оказалось в опасности. Вижу, вольноопределяющийся, – кивнул на выпушки на веточкинских погонах Хлебников. – Я вами горжусь. Без малейшего преувеличения!

– Ну что вы, право… – зарделся Петя. И после неловкой паузы блеснул своими знаниями из области воинских знаков различия: – А вас повысили до ротмистра.

– Да, было дело, – небрежно провел пальцами по погону с одним просветом на своем плече Хлебников и потер верхнюю губу. Кошачьи усы над ней были сбриты.

– Здравствуйте, любезнейший, – раздался голос рядом.

Хлебников дернулся, на мгновение лицо его отразило неподдельное изумление. Но тут же, взяв себя в руки, расплылся в широченной улыбке.

– Семен Семенович! Вот так номер! Сегодня просто день встреч какой-то. – И уже привычно затараторил дальше: – Приятнейших встреч, должен признать!

– Весьма интересных встреч, – загадочно и очень серьезно произнес Цибулевич-Панченко.

Едва завязавшийся разговор был прерван самым неожиданным образом:

– Ваше благородие, дозвольте обратиться!

За спиной у Хлебникова стоял казак Еремеев.

– Ты что ж не видишь – господа разговаривают! – гневно изогнув бровь, привстал ротмистр.

– Ваше благородие… – настаивал Еремеев.

– Экий ты, братец, увалень. Совсем устав запамятовал. А ну, смир-р-на! – повысил голос Хлебников.

Казак по привычке вытянулся во фронт. Но тут же повторил упрямо:

– Ваше благородие…

Разворачивавшаяся сцена начала привлекать внимание других пассажиров. Компания «пестрых» офицеров прекратила собственные разговоры. Поручик в васильковой рубахе, склонившись со скамьи в проход, глядел в их сторону. Петя с глупым видом отвесил поручику поклон кивком головы. «Васильковый» поручик покивал в ответ и откинулся обратно на свою скамью.