Камень духов - Александр Кердан

– Ну, кто будет у нас первым капитаном? – спросил дон Луис.

– Сеньор Герера, сеньор Герера! – нестройным хором отозвались сеньориты.

От Дмитрия не ускользнуло, что среди них он не услышал голоса Марии Меркадо.

Герера, позвякивая шпорами, которые кавалеры здесь не снимали даже на балу, вышел в центр зала и, приняв горделивую позу, встал перед участницами игры. А те, пританцовывая, запели, обращаясь к нему:

– ¡Señor Capitano!

¿Qué busca Usted aquí?

Завалишин перевел соотечественникам:

– Они спрашивают: «Господин капитан, что вы ищете здесь?»

Герера, выдержав паузу, склонился перед сеньоритами в изящном полупоклоне и пропел приятным баритоном:

– Jo buscî mi china,

Que aquí la perdí.

– Я ищу один драгоценный камень, который здесь потерял… – перевел Дмитрий.

Девицы снова запели, да так быстро, что даже Завалишин не смог понять их.

Дон Луис, оказавшийся опять рядом, пояснил, что сеньориты расспрашивают капитана, какой именно камень он ищет, а тот должен угадать камень, скрывающий имя его избранницы.

Тем временем игра вступила в решающую фазу. Уловки Гереры выведать название камня, под которым скрылась его невеста, похоже, не увенчались успехом. В тот момент, когда надо было произнести отгадку, комиссару хунты ничего другого не оставалось, как сказать первое, что на ум пришло:

– Oro…

Из полукруга сеньорит к нему выпорхнула и склонилась в реверансе Мария, но не та, которую он желал, а де Кармель – дочь одного из местных гидальго. Она была недурна собой, но прославилась излишней болтливостью и жеманными манерами. Гомес едва сумел скрыть недовольство за натянутой улыбкой, но, следуя правилам игры, протянул сеньорите руку и повел ее в сторону, понимая, что теперь до конца бала обречен быть ее кавалером.

Следом за Герерой еще несколько гостей испытывали судьбу и выбирали себе партнерш для дальнейших танцев. Из русских один Бутенев рискнул пока участвовать в игре. Судьба ему подарила в напарницы ту самую полную сеньору, с которой он танцевал менуэт. Круг участниц заметно поредел, но Мария Меркадо оставалась среди тех, чей талисман не был угадан.

И вот когда дон Луис в очередной раз произнес свой вопрос: «Кто будет новым капитаном?», – Завалишин, мысленно перекрестившись, вышел в центр зала. Под одобрительные возгласы он выслушал обращенный к нему вопрос и пропел положенные куплеты ответа. Когда же ему пришлось называть камень, который якобы он здесь потерял, Дмитрий обратил внимание на зеленую ленточку, которая была повязана на руке сеньориты Марии Меркадо. В начале бала Завалишин эту ленту не видел. Это явно была подсказка. Почему на нее не обратил внимание Герера и другие кавалеры? Может быть, сеньорита Мария сама не хотела, чтоб ленточку заметил кто-то, кроме дона Деметрио?

– Esmeralda… – доверившись сердцу, выдохнул он и увидел, что сияющая Мария-Марипоса уже идет к нему, затмевая все вокруг светом своих глаз.

Что было потом, Завалишин помнил плохо. Спроси его кто-то: какие танцы танцевал он вместе с сеньоритой Меркадо, о чем говорил с ней, – он не смог бы ответить. Тот, кто был хоть однажды влюблен, поймет и простит лейтенанта. Сеньорита Мария не отрывала глаз от лица Завалишина и танцевала необычайно легко и грациозно, словно у нее и впрямь, как у бабочки, выросли трепетные крылышки. Впрочем, ничего необычного в поведении Меркадо никто в суматохе бала не заметил. Никто, кроме Гереры, о котором и Мария, и ее партнер, оказавшись друг подле друга, тотчас позабыли. Красавец полковник, напротив, провожал злым взглядом каждое движение этой пары. Он несколько раз порывался оставить свою даму и броситься к невесте, чтобы вырвать ее из рук русского кавалера, но сеньорита де Кармель буквально висела на нем. Герере ничего не оставалось, как утешать себя мыслью, что непременно вызовет чужеземца на дуэль, если тот позволит себе хоть какую-то вольность.

Праздник шел своим чередом. Все чаще среди гостей сновали служанки с подносами. На подносах – стаканы с местным кислым вином и глиняные чашки с горячим шоколадом. Усталых музыкантов сменили новые – благо, недостатка в гитаристах среди присутствующих не было. По местному обычаю сеньоры являлись на балы с гитарами и всегда готовы были продемонстрировать свое умение. Звонкими аккордами начался новый драматический танец, представляющий битву двух дам за осужденного на смерть пленника, которого каждая из женщин желает спасти от смерти и освободить из неволи, но при условии, что он женится на ней. Женские роли достались пышной партнерше Бутенева и хохотушке Марии Хосефе, жене одного из рейтар. Пленника согласился изобразить Бутенев, выпивший несколько стаканов вина и почувствовавший, что может объясняться с испанцами без переводчика.

Мичмана усадили на стул в центре зала. Сначала дамы по очереди танцевали перед ним, демонстрируя «пленнику» свою страсть и желание спасти его. В конце этого сольного танца каждая из них останавливалась перед ним, как бы спрашивая, согласен ли он довериться ей и связать с нею свою судьбу. Бутенев под громкие аплодисменты гостей каждой из соперниц говорил: «Sí». Получив согласие легкомысленного кавалера, дамы устроили вокруг него общий танец, изображая спор из-за того, кто во имя своего освобождения пообещал жениться сразу на обеих. Кульминацией представления стал момент сражения между соперницами. Выглядело это довольно забавно: пышнотелая дама Бутенева грудью теснила худосочную Марию Хосефу, а та старательно увертывалась от нападающей и корчила ей ужасные гримасы. Но наибольший восторг зрителей вызвал сам мичман, который во время этой «баталии» восседал на стуле, закинув нога на ногу и покачивая ею. Все происходящее вызвало смех и выкрики одобрения у окружающих. Кто-то обращал их к русскому, кто-то давал советы дамам.

– ¡Bueno, hombre!

– ¡Mas derecho, muchacha! – то там, то тут раздавались темпераментные голоса. Финал у действа был не таким веселым, как бы подчеркивая, что испанцы с любовью не шутят. Соперницы, убедившись, что ни одна из них не может одолеть другую, схватились за «оружие». Импровизированные сабли, которыми служили ножны от палашей, скрещивались с таким страшным стуком, что, будь они настоящими, обеим дамам не поздоровилось бы. Битва сопровождалась пением куплетов, смысл которых сводился к одному: если мужчина не достанется мне, пусть он не достается и моей сопернице. В конце концов обе женщины, размахивая своим «оружием», набросились на перепугавшегося не на шутку Бутенева и со словами:

– Quando el corazón se abraza

Echa lueqo

Por las ventanas de casa

Vivo fuego… –

«закололи» его под бурные овации гостей.

Образ пламени, выбрасываемого через глаза, эти «окна души», лучше, чем кому бы то ни было, оказался бы понятен Марии Меркадо и Завалишину, прислушивайся они к пению. Но они сейчас были далеко от праздника и окружающих их людей. Впрочем, вскоре им пришлось вернуться из мира своих грез в мир реальный. К ним подошли сразу несколько гостей и в один голос стали просить сеньориту Марию спеть что-нибудь для всех присутствующих. Та попыталась отказаться, но просители были настойчивы.