Проза жизни - Иоанна Хмелевская

— Он стоял возле «ягуара». Номер я запомнил, потому что я все номера запоминаю, а у этого цифры были такие же, что и у «ягуара», только шли в обратном порядке. А на кой тебе этот «фиат» нужен?

— Мне он ни на кой не нужен, а вот милиция им интересуется, — ответила Тереска, следуя за ним. — Заперто? Может, где-нибудь окошко открыто?

— Если бабуля выходила последней, то все окна и двери замкнуты герметически, как в подводной лодке. Проникнуть в дом можно только через трубу. А почему милиция интересуется этим «фиатом»?

— Не знаю. Кажется, потому, что он за нами ездил. Господи, что же нам делать? Я есть хочу. Надо быть последним кретином, чтобы держать ключ в кармане, запертом в доме.

— Сама хороша! В сумочке! Ишь, сумочку себе завела! Я надеялся, у тебя есть ключ, ничего, думаю, подожду немного…

— А я надеялась на твой ключ, ничего, думаю, брат уже из школы вернулся…

— Давай стекло выбьем, а?

— И не вздумай! Кто за него платить будет? Ничего не попишешь, придётся подождать маму.

— Я тоже голодный!

— Что же делать? Может, в магазин пойти и купить хлеба? У меня есть два злотых.

— У меня тоже есть какая-то мелочь. Неужели никак нельзя в дом проникнуть?

Тереска, пожав плечами, безнадёжным взглядом обвела наглухо закрытые окна. Янушек почесал в затылке.

— Часа полтора придётся ждать, не меньше. Ладно, пошли в магазин. Но свой умственный багаж я оставлю тут.

С этими словами Янушек запихнул портфель с книжками под ступеньки кухонного крыльца. Поколебавшись, Тереска последовала его примеру. До продовольственного магазина было рукой подать, а денег как раз хватило на четыре булочки и газировку.

— А почему ты говорила, — начал Янушек, чуть не подавившись чёрствой булкой, — что этот самый «фиат» за нами ездил. За мной ничего не ездило.

— За мной и Шпулькой. Всю воду не выпивай, оставь мне половину!

— Ну и чёрствые же попались булки! А почему он за вами ездил?

— Не знаю. Ты должен пойти в милицию и рассказать, где ты его видел. Где ты его видел?

— На Бельгийской. Когда осматривал «ягуар». Из него как раз вынимали какие-то свёртки.

— Из «Ягуара»?

— Да нет, из «фиата».

— А что ты делал на Бельгийской?

— Все тебе надо знать! Опускал в ящик купоны «спортлото». И что же, мне явиться в милицию ни с того ни с сего, добровольно?

— Ты хочешь, чтобы тебя туда привели под конвоем?

— А сама ты пойти не можешь?

— Да ведь не я же видела «фиат», а ты!

С булочками и газировкой они расправились быстро. Родной дом по-прежнему оставался для них недостижимым, и неведомо было, когда появится кто-либо из домашних с ключом. Терескино репетиторство начиналось только в пять, надо было как-то убить время. Посему они решили сходить в милицию вместе.

Участкового на месте не было. Кшиштоф Цегна, получив информацию, чуть не расцеловал Янушека, который показался ему самым чудесным парнишкой на свете. Оттопыренные уши и веснушки на носу лишь усугубляли его неземное очарование. Кшиштоф Цегна расспросил мальчика, какого точно размера и формы были пакеты, вынимаемые из «фиата», где и когда это происходило, и у него словно крылья выросли. Явившийся через полчаса участковый тоже оценил важность сведений.

— Сдаётся, сильно не фартит ребятам, — довольно заметил он, когда Тереска с Янушеком удалились неспешным шагом. — Здорово они влипли. Перенесли свою «малину» с Жолибожа на Мокотов, а мы их в первый же день расшифровали. Надо сообщить майору.

— Думают, что нашли, наконец, безопасное место, — радостно отозвался Кшиштоф Цегна. — И Чёрный Метя! А майору лучше пока не сообщать, понаблюдать сперва, что у них там творится…

— Сынок, не торчать же тебе день и ночь на Бельгийской, у нас других дел полно. Знаю, тебе хочется самому всех повыловить и ухватить за это пару звёздочек одним махом, но опомнись! Мы и так уже отличились!

Кшиштоф Цегна не выглядел убеждённым. В глубине души он надеялся, что сведения, которые поступают через Тереску и Шпульку, позволят им разгрызть этот орех самим. Тайну, которая никак не даётся Главному управлению, он должен раскрыть сам. Не возразив начальнику, он решил сделать для этого все возможное, и даже немножко больше.

Время шло, а от Богуся никаких вестей не поступало. Последней надеждой оставались именины, и Тереска пыталась скрасить долгие часы и дни ожидания мечтами о торжестве. Впрочем, «скрасить» — не то слово — предвиделись сплошные трудности. Именины её всегда праздновались в семейном кругу, значит, будут родители, бабуля, Янушек, тётка Магда, разумеется с Петрусем, противная толстуха тётка Хелена, кошмарный кузен Казик и Шпулька — в качестве единственного утешения. Как бы такой компанией навеки не оттолкнуть Богуся от себя. Он будет настроен на молодёжную вечеринку с интересными гостями и с танцами, и, наверняка ужаснётся, угодив за нудный семейный стол.

Можно, конечно, настоять, чтобы именины отмечались в два тура, сперва семейный обед, а потом молодёжный вечер, но Тереску удерживали от этого две причины. Во-первых, отсутствие материальной базы, то есть музыки и денег, а во-вторых, страх перед вмешательством высших сил. Если она начнёт суетиться — одалживать деньги, делать закупки, приглашать гостей — и все это ради Богуся, яснее ясного, что она своё счастье сглазит. Богусь, разумеется, не приедет. Судьба — штука коварная, чем больше стараешься, тем хуже выходит. Из двух зол она выбрала меньшее: решила включить Богуся в семейное застолье из опасения, что иначе он вообще не придёт.

Отправляясь в тот день на Бельгийскую улицу, на свой последний урок, Тереска чувствовала, как внутри неё нарастает бунт. Если бы не вечная нехватка денег, все устроилось бы легко и просто, само собой. Почему именно на её долю выпадает столько трудностей и хлопот? И в школе и дома… Ведь в их семье всего двое детей, а не шестеро, и все равно никак не удаётся свести концы с концами. Почему отец — обыкновенный бухгалтер, а не директор крупного предприятия или, скажем, посол? Почему у бабушки после двух войн от всего имущества осталось лишь обручальное кольцо? Другие сумели сохранить картины, антиквариат, драгоценности, царские рубли, а бабушка? Почему именно её дом рушился под бомбами и становился жертвой огня? Может, над ними тяготеет проклятие? Ведь если бы не дядя, давший деньги на ремонт дома, неведомо, где бы они сейчас жили. Ну почему её угораздило родиться в такой безнадёжной семье?

Сквозь Терескино недовольство пыталось пробиться чувство справедливости, напоминавшее ей, что Шпульке живётся ещё хуже, но это её мало утешило. Другим было лучше, гораздо лучше.

Кризис наконец разразился, превратившись в категорическое решение не поддаваться. Проклятие или нет, но она сумеет одолеть все невзгоды и устроить свою жизнь по-другому — легче, интереснее, привлекательнее… Сумеет, хотя бы назло глупой судьбе! Она уже даёт уроки, и сейчас получит свои заработанные деньги, которые решат часть её проблем…