Недетские забавы - Зэль Ада

женских судеб? Сколько тут таких дверей, где девушки делают вид, что им приятен секс с мужчинами, что их используют?..

Пока я позволяю себе стоять и раздумывать над всем этим, одна из дверей открывается, и оттуда вываливается тучный мужик под ручку с длинноногой брюнеткой. Они меня не замечают, а я вот прекрасно их вижу. Вижу его толстую и противную руку с пальцами-сосисками, что мнет упругую попу девушки, залезая двумя пальцами под линию трусиков. Вижу его отвратительное поросячье лицо, затем лоб, по которому стекает пот. Меня передергивает от отвращения. Девушка дежурно мило ему улыбается, поглаживая по плечу. Смеется, когда тот что-то шепчет ей на ухо. Но смех абсолютно наигранный, в глазах у нее усталость и тоска. Еще несколько минут они милуются и, слава богу, мужчина удаляется в противоположную от меня сторону, скрываясь за дверью. Брюнетка прислоняется к стене, брезгливо вытирая руки о свой халат, и резко поворачивает голову в мою сторону.

— Новенькая?

— Что? — немного испугавшись, округляю глаза.

— Да я видела твои сочувствующие взгляды, когда Эдик меня лапал. Явно ты не при делах. Нахер тогда выбрала такую работу? — она скалится, ее задела моя жалость. Но я же не имела в виду ничего такого, просто была сторонним наблюдателем.

— Да я что-то передумала, хочу вернуться домой. Не подскажешь, где выход? — подыгрываю, подтверждая догадки девушки. Пускай думает, что я тут собиралась работать, чем забьет тревогу и отдаст в лапы Минаева.

— Да у тебя на лице написано, что ты белая и пушистая. Нахуя тебя вообще приняли, — видно, что вся сложившаяся ситуация ее злит. — Но у нас главное правило: никто не уходит со смены, не закончив ее. Так что обслужи, дорогуша, своих, а потом пиздуй на все четыре.

Я конфужусь от ее говора, в голове начинают работать шестеренки. Мне нужно отсюда выбраться, и она единственная, кто сможет помочь. Да, не самая приятная компания, но выбора нет.

— Послушай, я правда не хочу. Пойми меня как женщина женщину, пожалуйста, — стараюсь быть вежливой и добродушной, пытаясь расположить ее к себе.

— Блять, ты тупая? Если ты не обслужишь своих клиентов, то их раскидают по другим. Я не хочу сегодня трахаться с очередным уродом, только потому что ты, неженка, не удосужилась раздвинуть ноги. Сечешь?

— Секу, — киваю, — как тебя зовут?

Она раздраженно закатывает глаза, а я чувствую, что диалог не клеится.

— Послушай, у меня есть любимый человек. Я не знаю, зачем сюда пошла. Глупая, видимо, но я не могу его предать. Помоги мне, пожалуйста, я тебе заплачу, — достаю свой единственный козырь из рукава. — Ты же явно тут из-за денег, я заплачу.

— Откуда у тебя деньги, неженка? Успела уже насосать? — ее взгляд становится заинтересованным.

— У моего мужчины есть, он заплатит. Идет?

— Ладно, хуй с тобой. Пошли, — она машет в сторону двери, куда ушел ее недавний кавалер. — Только я возьму по двойному тарифу.

— Без проблем, — соглашаюсь с ней. Уверена, что смогу убедить Федулова заплатить проститутке.

Обманывать я ее точно не стану.

Мы проходим еще один длинный коридор, меня радует, что тут ни одной живой души. Видимо, сейчас самое время для разврата, и все предаются плотским утехам. Кроме меня, сбегающей из притона, и проститутки, что помогает мне.

— Так, короче, это черный выход. Не хочу, чтобы Игнатик увидел, как я помогаю сбежать тебе. Тем более в главном холле камеры, а тут чисто. Застываю, что-то я не подумала, что здесь могут быть камеры. Испуганно пялюсь на девицу, она тут же считывает все по моему лицу.

— Да не ссы, в коридорах нет камер. Никому не нужны записи, как влиятельные чиновники обжимаются со шлюхами. Компромат нехилый, — она изгибает свою идеальную тонкую бровь. Я сразу облегченно выдыхаю. Мы выходим с ней на улицу, никогда бы не подумала, что буду так рада свежему воздуху. Блаженно закрываю глаза. Вкус свободы так сладок.

— Пошли давай, че ты встала! — прикрикивает на меня брюнетка. Бегу за ней в сторону забора, волоча больную ногу. Вокруг лес, оборачиваюсь назад и замечаю четырехэтажное кирпичное здание. Никогда бы не подумала, что внутри него творится такой беспредел. Игнат хорошо замаскировал свой бизнес.

— Ой, кажется, это ко мне, — голос девушки становится сладким, — мой самый любимый клиент. Я поворачиваю голову и вижу Пашу. Сердце пропускает удар. Потом еще один. И замирает.

— Дорогой, давно ты к нам не заезжал. Я скучала по твоему члену, — брюнетка двигается в сторону Федулова.

Только сейчас понимаю, что они знакомы. Какая-то чертовщина.

— Маленькая, я потом все объясню, — он игнорирует проститутку и хватает меня за руки, прижимая к себе. Я в ступоре. Конечно, он не держал целибат, но факт, что Паша был клиентом у Минаева, обескураживает.

— Это че, и есть твой мужик? — она тычет в нас пальцем. — Неплохо ты! А я-то думаю, чего мой сладенький перестал приезжать…

Чувствую, как меня начинает тошнить. Вот-вот вывернет наружу.

— Паш, оплати двойной тариф, я обещала ей. Расценки ты, наверно, знаешь, — мажу по нему взглядом, он морщится, как от удара.

Спешу к машине и сажусь на переднее сиденье, ожидая мужчину. Они о чем-то говорят ровно тридцать секунд, я считаю. Ее рука проходится по его лицу, и я тут же отворачиваюсь, не желая наблюдать за этим. Слезы уже наготове, обида глушит. Я разочарована и влюблена. И обе эти стороны борются во мне сейчас.

Глава 28

Наши дни.

Паша садится за руль, громко хлопает дверью и резко стартует. Я вижу, что он не может совладать со своими эмоциями. Мне тоже тяжело. Хочу целоваться, много. Мне нужно, чтобы он прижал меня к себе и убедил, что все будет хорошо.

— Алис, послушай, — Паша крепко сжимает руль правой рукой, отчего кожа натягивается и белеет.

— Не нужно, — останавливаю его. — Давай не сейчас, пожалуйста. Просто будь рядом. Кладу свою ладонь на его, чтобы успокоить. Нам всем сейчас тяжело, разбор полетов — не лучшее решение в данной ситуации.

— Они что-то тебе сделали? Как-то навредили?

Тушуюсь с ответом. Говорить ему про ситуацию с Минаевым будет правильным решением, но нелогичным. Я знаю, что он сорвется и просто поедет обратно. Не будет ничего взвешивать, а просто его убьет. Я не хочу, чтобы на его руках была кровь, не хочу его потерять. И как бы мне ни было страшно и противно, я решаю скрыть этот факт.

— Нет, кормили и лечили, — усмехаюсь, улыбка выходит вымученной. — Ничего такого, что могло мне навредить.

— Сука! —