Недетские забавы - Зэль Ада

Передо мной на корточках сидит огромный мужчина, я не преувеличиваю. Ростом метра два, плечи как скала, взгляд серьезный и сосредоточенный. Только сейчас замечаю, что он обрабатывает мне рану. Швы разошлись и еще свежий шрам загноился. Паникую. Хоть бы не было заражения.

— Откроешь рот? — устало спрашивает этот бугай.

Я почему-то беспрекословно подчиняюсь, мужчина выглядит уверенно и не опасно, несмотря на его размеры. Возможно, я какая-то дурная, но чувствую, что в данную минуту мне пытаются помочь. Открываю рот, мне тут же вкладывают кляп из тряпок, скрученных в один валик. В ту же секунду на рану льют спирт, я кричу и сильнее стискиваю зубы.

— Потерпи девочка, надо зашить, я бы вколол тебе обезбол, ничего с собой нет, — он продевает хирургическую иглу и зашивает мою кожу словно полотно. Я рыдаю, стискиваю руки в кулаки. Боль нестерпимая.

Двадцать долгих минут мучений, новый шов готов. Не такой красивый, как мне сделали в больнице, а уродливый, безобразный. На всю жизнь останется напоминанием. Если, конечно, я выживу. Кто знает для чего я здесь.

— Ей бы в постель, антибиотики и покой, недели две хотя бы, — бугай обращается к Игнату.

— Боюсь у нас нет столько времени, ее ждут, — Игнат пожимает плечами.

— Сколько у нас есть времени?

— Дня три, не больше.

Я не улавливаю суть разговора до конца, но понимаю, что меня должны показать какому-то человеку.

— Он нас уроет, если увидит, в каком виде она, — Минаев переживает. Глаза бегают.

— Тогда у нас невыполнимая задача, поднять ее на ноги в самые короткие сроки, — этот великан подхватывает меня на руки как пушинку, даже бровью не ведет, — Давай ее в северный корпус положим.

Игнат кивает. Мы выходим из помещения, вернее меня выносят. Только сейчас замечаю, что была в каком-то сыром, холодном подвале. Типа погреба.

Мы заходим в небольшую комнату, тут только кровать и тумба. Больше ничего. Мужчина кладет меня на мягкий матрас и накрывает пледом.

— Поспи, если получится. Болеть будет еще долго, я постараюсь вколоть тебе обезбол, но это будет часа через четыре. Пока терпи.

Я киваю как болванчик, спорить не хочется. Стараюсь вести себя тихо и не отсвечивать. С больной ногой я далеко не убегу, а если буду создавать много шума, меня точно прицепят к кровати. И тогда я вообще не убегу.

— Вот и умница! — он улыбается. Улыбка добрая, но теперь уж я точно никому не доверяю. У Минаева тоже когда-то была добрая и спокойная улыбка, а сейчас я здесь.

Уверена, что Паша меня вовсю уже ищет. Не знаю, найдет ли до того, как меня куда-то увезут, но точно найдет. Представляю в какой ярости он сейчас, мечется из угла в угол. Главное, чтобы глупостей не наделал, не убил никого в порыве гнева. Усмехаюсь сама себе, понимая, что закрыла бы глаза на любые его злодеяния, лишь бы он сейчас прижал меня к себе и сказал, что все будет хорошо. Во что же мы с тобой влипли, Федулов…

Две поломанные детские судьбы, и вроде как моя начала складываться, я обрела семью, работу, дом и уют, а жизнь все равно за нас все решила. Все равно столкнула спустя столько лет. Сначала я думала для того, чтобы я с ним раскиваталсь. Чтобы я стала тем самым бумерангом, который нанесет ему сокрушительный удар. А сейчас понимаю, что несмотря на все то, что я приобрела, я оставалась такой же раненой детдомовской девочкой. Которую потянуло в сторону такого же мальчика. И вот мы вместе в одном котле из обид, боли и разочарований. Только теперь у нас есть кое-что одно большое на двоих. Наши чувства.

Я не идеалистка, любовь не побеждает все. Но она точно уже победила меня, разрушила мои принципы, показала, что не всегда бывает так, как ты задумываешь. Что не стоит зарекаться. Сглатываю слезы, топя щемящее чувство в глубине сердца.

Как же я хочу увидеть тебя, родной.

Глава 26

Наши дни.

Понимаю, что нужно отсюда выбираться. Паша, может, и найдет меня, но сколько времени у него это займет — я не знаю. Не могу ждать, полагаясь на судьбу или удобное стечение обстоятельств. Остался всего день, завтра меня увезут отсюда, куда — тоже не знаю. Из разговоров понятно, что меня кто-то ждет, и это очень влиятельный человек.

Бугай, он же Антон, как я выяснила, по образованию врач, но помогает сейчас Игнату по бизнесу. Разумеется, они не могли меня отвезти в больницу, поэтому Тони, как ласково его называет персонал, поручился поставить меня на ноги. Несмотря на похищение, отвращение к Антону я не испытываю, он лишь выполняет свои обязанности. Относится ко мне нормально, не хорошо и не плохо, главное, что вкалывает обезбол. Иначе я с ума бы сошла от боли, особенно в первый день.

Еще за мной присматривает Сергей, охранник. Он парень добрый, но туповат. Ему лишь дают задачи, а он беспрекословно их выполняет. Его недалекость ума мне на руку: иногда он таскает что-то сладкое к чаю, иногда отвечает на мои вопросы. В целом все, что я сейчас знаю — узнала от него. И третье лицо во всей этой истории, самое неприятное — Игнат. Заходил ко мне за все время два раза, но конструктивного диалога у нас не вышло. На вопросы он вообще не отвечает, а порой переходит на оскорбления, повторяя, словно попугай, как я могла связаться с Федуловым. Не его собачье дело это, как говорится, но мужчине неймется.

Правда есть еще один небольшой нюанс: вчера вечером он приперся ко мне пьяный вдрызг. Смотрел на меня и молчал, создавая максимально гнетущую и дискомфортную атмосферу. Пиком всего безрассудства оказалась его рука, которую он засунул мне в трусы. Хотелось бы сказать, что все обошлось, но нет…

Он орудовал у меня в интимном месте минут десять, пытаясь возбудить. Я плакала, было очень больно, остались ссадины и синяки. Дальше тот не пошел, но отмыться от ужасного чувства стыда и грязи у меня не получается. Перед глазами до сих пор его безжалостный взгляд, рука, трущая мою нежную плоть, и язык, ласкающий кожу на шее. И все-таки это отвратительно…

— Сереж, а ты можешь мне найти спортивные штаны и кофту с длинным рукавом? — отпиваю горячий чай.

— Зачем вам? — он не переступает границы и всегда обращается на вы, хотя уверена, мы одногодки, может, я даже чуть старше.

— Мне