Падай, ты убит! - Виктор Пронин

— А на друзей не приходилось доносы писать? — невинно спросил Ошеверов.

Но Вовушка только усмехнулся его коварству.

— Анонимка и донос — вещи разные, — сказал он. — Тебе объяснить их различие?

— Если не трудно.

— Пожалуйста. Доносом можно обвинить человека в государственной измене. Но когда ты вскрываешь перед общественностью супружескую измену — это анонимка. Называя мое письмо доносом, ты пытаешься меня обидеть. Разумом своим ты еще не постиг разницы, однако нюх твой собачий, обостренный салехардскими морозами, нутро твое, подсознание эту работу уже проделали. Отвечаю — доносов не писал. И на самого злого врага ненапишу. За доносами кровь. Кровь миллионов, если угодно. Как пишут в газетах — лучших сынов и дочерей.

— А за анонимками?

— А! — Вовушка махнул рукой. — Семейные, служебные неприятности.

— Значит, на друзей не писал? — повторил вопрос Ошеверов.

— Тебя, Илья, заклинило на самом слове. Если анонимка, значит, ужас, позор! Все проще. Анонимки пишутся и для пользы дела, и не так уж редко... Например, я обвиняю человека в чем-то несусветном. Его проверяют — не крал ли слонов на складе, не использует ли крокодилов в корыстных целях, не предавался ли бесстыдству с Софи Лорен... Убеждаются — чист. И к человеку даже симпатия возникает как к невинно оклеветанному людьми злыми и завистливыми. И он начинает набирать очки. Ребята, вы упускаете самое существенное. Анонимки — это продолжение наших достоинств и наших недостатков. Они получили потрясающее развитие, обрели популярность и массовость в пашей стране не случайно. Их породили формы общественной жизни, в которых мы обитаем. Если выступаю за начальника — ссорюсь с коллективом, выступаю за коллектив — навлекаю гнев начальства. И я молчу, чтобы, не дай Бог, не выдать своего мнения. Я вообще отказываюсь от вкусов и привязанностей, чтобы только не разоблачить себя. Штирлиц в ставке Гитлера — беспомощный кутенок по сравнению со мной. Я чаще рискую, прячусь и лукавлю из-за таких мелочей, которых он и не замечает! А вы? Вы живете иначе? Ни фига, ребята! У меня был случай — пришлось на самого себя... Вы слышите? На Сподгорятинского анонимку написал! И не потому, что пошалить захотелось, — для пользы дела!

— Боже! — Ошеверов был сражен. — В чем же ты обвинил себя?

— В плагиате, — Вовушка смущенно улыбнулся. — Когда я пробивал свою лазерную приставку к теодолиту, поначалу со мной даже разговаривать не хотели, дескать, не дано тебе что-то придумать. И штаны у тебя не такие, какие положены изобретателю, и стрижка диковатая, и фамилия какая-то уж больно простецкая. Не дано, и все тут. Да еще лазер! Впервые в мире! Хохотали до колик. Одному даже «скорую помощь» вызвали, но он и в машине все икал да порывался хохотнуть... Помер, бедняга. Не довезли до больницы.

— Как, номер? — не понял Ошеверов. — По-настоящему?

— Называй как хочешь. Что-то у него в организме оборвалось и... Клиническая смерть. А у них такой случай впервые, чтоб человек от смеха помирал... Пока искали обрыв, пока нашли, клиническая смерть и кончилась. Наступила... ну, уже всамделишная. Так и хоронили бедолагу с улыбкой на устах. Могильщики эти, гробокопатели или как их там... зарывать отказывались, он, говорят, живой, вначале чуть улыбался, а когда к яме поднесли — улыбка до ушей, зубы сверкают, сам розовый...

— Может, он и был живой? — усомнился Шихин.

— Какой там... Уж его, смехунчика нашего, так вскрывали, что живого места не осталось... Но копатели оказались правы, улыбка все шире становилась... Не исключено, что, когда зарыли, он там вообще в хохот ударился, опять корчи начались...

— И что же анонимка? — напомнил Ошеверов, уходя от жутковатого Вовушкиного рассказа.

— А что... Написал я на себя, написал все-таки, — горестно повторил Вовушка. — Дескать, спер Сподгорятинский замысел, что у этой приставки есть автор где-то в Англии, сама идея опубликована в каком-то очень научном журнале, прибор уже прошел испытания на японских островах, и даже более того, фирма «Сигимицу мамиеси» наладила промышленный выпуск приборов. Может, есть такая, может, ее и нету. Сам придумал. Вроде по-японски звучит, да? «Сигимицу мамиеси»! Мне нравится. Что началось! — Вовушка схватился за голову, закрыл глаза и завыл сквозь зубы. — Что началось! Вот когда развернулась деятельность, вот когда наши заработали по-настоящему. Перелистали сотни журналов, подшивки за десятки лет, списались с Академией наук, посылали запрос в Англию, вышли на японцев, так, дескать, и так, просим сообщить адрес фирмы «Сигимицу мамиеси», а когда им ответили, что такой нет, просветленно посмотрели друг на друга — все понятно, мол, военная фирма. Два года катавасия продолжалась! И все для того только, чтобы доказать: Сподгорятинский — вор. Урон народному хозяйству я нанес, конечно, немалый, — с некоторой удовлетворенностью сказал Вовушка. — Но зато было доказано, что нигде в мире такой приставки нет. Все комиссии были страшно огорчены. Представляете? Им бы, дуракам, радоваться, что парень невиданную штуковину придумал, а они беснуются и все прикидывают, куда бы еще написать, какой бы еще невиданный запрос учинить... Моя приставка, конечно, вернет народу потраченные деньги, но не скоро, ребята, не скоро, уж больно много сил и средств потребовала проверка. И что же вы хотите, чтобы при всем при этом я думал еще о какой-то нравственности? Митька, ты согласен со мной?

— Угу, — кивнул Шихин.

— А ты, Ошеверов?

— Видишь ли, смотря что иметь в виду. Дело в том...

— Ты только что ел кубинскую картошку?

— Ну? — насторожился Ошеверов. — И что же?

— Это нравственно?

— Понимаешь...

— Понимаю, — оборвал его Вовушка. — Какой-то ты сегодня перепуганный. Тебя что, вызывали, вопросы задавали? Уж коли сидишь с друзьями, то хотя бы вид сделай, что доверяешь им, притворись. Или ты работаешь не только на автотранспортную контору? — спросил Вовушка, щурясь на солнце и тыкаясь босыми ногами в мягкую шерсть Шамана, разметавшегося под столом.

Ошеверов поперхнулся, набрал полную грудь воздуха, чтобы ответить, но Шихин опередил его, не дат прорваться ошеверовскому гневу.

— Послушай, Вовушка, а почему вообще так получилось? Почему все эти люди ополчились на тебя?

— Они ополчились не только на меня! Они ополчились на всех, у кого варит голова. Они на народ ополчились. А на тебя? Не ополчились?

— Но почему? — повторил Шихин.

— Потому что сами тупы и бездарны. И совершенно искренне не могут поверить, что человек, который вырос рядом с ними, отстоял полжизни в одних с ними очередях, отмаялся в коммуналках, годы отмаршировал в пионерских и прочих колоннах, вдруг оказывается не такой, как они. Значит, надо его запретить, остановить, упрятать. Ведь они полагают, что поставлены государством именно для этого. И правы, они действительно поставлены для этого, иначе было бы очень просто их убрать. Но проходят десятилетия, сменяются поколения, а они сидят и запрещают. Это свое открытие я ценю ничуть не меньше, нежели лазерную приставку, которая позволяет с точностью до миллиметра определить расстояние до Луны, глубину черной дыры и даже, — Вовушка понизил голос, — узнать, мальчик родится или девочка.