Пропавшие - Эдвин Хилл

– Так Рори же работает.

– Насколько я знаю Рори, он займет себя делом. Лишь бы не думать о том, что случилось, – сказав это, Лидия помолчала.

Не зная, что и сказать, Эстер пробормотала какие-то соболезнования, но тут Лидия сама спасла ее от смущения:

– Можно еще раз на фото взглянуть? – попросила она, забирая у Эстер телефон. – Энни тут почти не узнать, – сказала она немного погодя. – Она тут такая… счастливая. И здоровая. – Лидия вернула телефон. – Она о вас ни разу не упоминала. Вообще о семье мало что говорила. Только то, что… – Лидия глянула на Кейт с Оливером и замолчала. – Только что-то о пропавшем ребенке.

– Я ее уже год не видела. Семейные дрязги. Уверена, вы понимаете.

– Не совсем. Круглый год на острове живет от силы человек двести, и почти всех я знаю с детства. Когда мы ссоримся, то ссоримся, и об этом все знают, и каждый занимает чью-либо сторону. Чужака принимают не сразу, и он стоит особняком.

– Энни выделяется?

– Выделяются все, кто не с острова.

Лидия достала из печи противень с идеальными куполами шоколадных пирожных.

– Ну вот, один лопнул, – сказала она, снимая пробу. – Черт, вкусный-то какой.

Оливер отложил планшет и тоже схватил пирожное. Кейт придвинулась к краю стойки и ткнула пальчиком в один вупи-пай.

– Горячий, – предупредила Эстер.

Однако Кейт проглотила вупи-пай в один присест.

– Чёлт, вкусный-то какой, – сказала она, забирая остальное и делясь с Оливером.

– Упс, – сказала Лидия.

– Ругаться она умеет, – посетовала Эстер. – Благодаря мне. Смотрите, еще Оливера научит. Надо же, теперь вупи-пай ей нравятся!

– Победа! – воскликнула Лидия, убирая противень остывать на полку и доставая из печи второй.

– Рори сказал, что вы с Энни дружите, – припомнила Эстер.

– Так и сказал? Я ей обязана, особенно после вчерашнего. Пока искали пропавшего мальчика, я чуть не утонула. Энни повела себя очень храбро, но подругами нас можно назвать… только с натяжкой.

– Не слишком положительный отзыв.

– Запатентованная новоанглийская честность. – Лидия остановила миксер и добавила к глазури банку кремового зефира. – Я рада, что вы приехали, ведь, глядя на Энни, сложно представить, что она кому-то нравится. Приятно знать, что она кому-то дорога.

– Вам она не нравится? – спросила Эстер.

– А вам?

– Мне-то, конечно, нравится, – быстро ответила Эстер, не давая себе даже задуматься над ответом.

Оставив для сохранности сумку с игрушками, в том числе и Себастиана, у Лидии, Эстер с Кейт ушли и сделали остановку в «Доке», где Эстер взяла себе жареных устриц, а Кейт – хот-дог, и они пообедали на лавке для пикников. Кейт свое проглотила сразу же, тогда как Эстер макала свои жирные устрицы в соус тартар. После они отправились за пределы города и по мосту перешли на Малый Финистерре. Несмотря на ущерб от бури, остров был прекрасен: всюду гранитные выступы, неровная береговая линия и деревья, кроны которых уже меняли цвета. Кейт убежала вперед, и Эстер пожалела, что не взяла с собой Вафлю. Когда они вышли на наветренную сторону островка, деревья расступились, открывая защищенную бухту, где в конце песчаного языка стоял маяк. Эстер пейзажа почти не замечала, внутренне готовясь к тому, чтобы встретиться с этой Энни, кем бы она ни была, и обдумывая вопрос Лидии: правда ли Дафна ей нравится? Эстер Дафну любила, и подруга ей нравилась, не правда ли? С самого колледжа, с того самого занятия по самообороне для женщин. Со второго года они делили комнату в общаге, и Дафна, переполняемая безудержной энергией, вскакивала по ночам, и вместе с Эстер они, взявшись за руки, убегали к озеру Вабан и носились там. Мир тогда принадлежал только им одним. Эстер вспомнила весеннюю прохладу, как распускались папоротники, а на деревьях набухали почки, и полная луна светила так ярко, что было светло как днем. Снег сошел совсем недавно, и морозец кусал босые ступни, но возвращаться и мысли не было. Не было мысли отправиться куда-то еще.

– Если разбежаться, – говорила Дафна, – то освободимся. Поймаем ветер и полетим.

На какой-то миг магия Дафны завладела и Эстер.

Потом, когда родилась Кейт, началась другая магия. Эстер помнила, как каталась со смеху по дивану в квартире на первом этаже, как этот карапуз издавал звериные звуки, а Дафна мычала, перевоплотившись в корову. Кейт восторженно хлопала в ладоши. Дафна тут же принимала вызов: квакнуть, гавкнуть, мяукнуть.

Углубившись в мысли, Эстер умудрилась дважды пройти мимо заросшей тропинки к дому, где теперь жила Дафна. Дорожка скрывалась в лесу, сквозь плотные кроны которых едва пробивался осенний свет.

Вот и пришла пора выбирать.

Ступить под сень деревьев и встретить Дафну и все, что будет после, или развернуться, погреться где-нибудь на пляже, а потом уйти. Можно создать новый путь и выйти замуж за Моргана. Он-то не откажется. Столько раз предлагал ей руку и сердце, а она все отказывала, мол, ей и так хорошо, хотя жизни без Моргана не представляла. Он и истинные ее мотивы поймет – стремление защитить Кейт, – мотивы, о которых они так и не поговорили. Эстер добьется права оберегать девочку от этого мира.

Или – еще лучше – добьется права помогать ей приспосабливаться к этому миру и всему, что в нем есть. Хорошему и плохому.

– Готова? – спросила Эстер.

Кейт в ответ улыбнулась, и постепенно азарт захватил ее. Она аж приплясывала. Вот ради этого, ради таких ее улыбок Эстер и жила, хотя на этот раз улыбка предназначалась не ей.

– Пойдем, отыщем твою мамочку.

Они вошли в тень. В вечнозеленых зарослях резко похолодало, и по спине побежали мурашки. Обогнули поворот, и перед ними вырос особняк. Когда Эстер услышала, что Дафна живет в «старом викторианском доме», она представила себе башенки и крашеную отделку, но никак не руины. Некогда, наверное, это была шикарная летняя резиденция с панорамными видами на Атлантику, но потом стихия и упадок взяли свое. По бокам от дома росло по гигантскому буку, а давно не знавшие ухода рододендроны грозили проглотить его полностью.

– Стьясно, – сказала Кейт.

Эстер не могла не согласиться. В таком месте никто жить не должен.

– Мы ненадолго, всего на пару минуточек.

Эстер продралась через заросли рододендронов, обошла дом по периметру вдоль веранды. Воображение так и рисовало качели, кресла-качалки, длинные юбки и крокетные молоточки. Это был дом из иной эпохи, когда целыми семьями выбирались из Бостона или Нью-Йорка сюда на все лето, чтобы отдыхать (пережидая духоту) у моря. Эстер представила семейные ужины, а на столах – ярко-красных омаров, кукурузу, черничные пироги; затяжные партии в карты; книги при свете лампы.

Эстер прижалась лицом к грязному стеклу одного из уцелевших окон. По ту сторону она увидела липкий на вид стол, а на нем – остатки трапезы. Постучала по стеклу, но никто не ответил, и тогда она прошла назад к парадному входу и постучалась уже в тяжелую дубовую дверь. Та открылась сама собой внутрь, выпустив смесь запахов гниения, плесени, мусора и, конечно, немытых тел. Казалось, амбре не терпится бежать из этого дома так же, как не терпелось убраться от него подальше самой Эстер. А еще она уловила привкус чего-то явно недозволенного.