Пять рассерженных мужей - Людмила Милевская

— Пошёл бы к черту твой «Мерседес»! — наконец сказала она.

«Слава Богу, — обрадовалась я. — Хоть что-то услышалавразумительное.»

— У меня тут такие проблемы! — с напором продолжила Тамарка.— Такие проблемы! Моя дача — поле сражения! Короче, Мама, мне не до тебя!Займись лучше своими котами!

И она новый вздор понесла, ещё похлеще прежнего.

— Сколько? — вопила Тамарка. — Что вы говорите? Пятьчеловек? Ох, Дуриков и подлец! Такую бригаду на меня натравил! Нет, япередумала! Не стоит их везти сюда. Лучше я сама к вам приеду. Там тихо, там ихи допросим. Мама! Мама! Ты где?

— Да здесь я, Тома, здесь, — страдая за подругу,откликнулась я. — Ты, моя птичка, не волнуйся, черт с ним, с «Мерседесом», тымне этой железки дороже.

— Конечно я дороже! — снова радуя меня, вполне разумносогласилась Тамарка. — И не только я, но и моя дача! И хватит, Мама, пойди котамизаймись. Да! Да! Что?! Снесли все ворота?! Ах они гады! Их лично пытать буду!Лично и очень жестоко! Без меня не начинайте! Ни в коем случае! Еду! Еду! —вновь впала в горячечный бред моя бедная подруга.

Я ужаснулась: «Куда она едет? Да что там с ней, черт побери?Не лихорадка ли приключилась?»

Терять любимую подругу я никак не была готова, а потомустрашно разволновалась. Хоть бери и сама к ней несись, но на чем? Нет колёс умоего «Мерседеса»! Нет колёс!

Я пришла в такое неописуемое состояние, что тут же вспомнилапро вендетту.

«А что это я тут сижу? — подумала я. — Тот рыжий козёл,простреливший мои „Мешлены“, связанный лежит внизу мордой в дерьме, а я и в усне дую?!»

Вихрем снесло меня на первый этаж. Рыжий гоблиндействительно лежал связанный в холле, где раньше жили коты. Весь в чешуе идерьме, он имел очень жалкий вид. Но не на жалость я была настроена, зверскивцепилась…

Подробности не всегда украшают меня, но вцепилась я зверски!

Зверски!

Вцепилась и завопила:

— Зачем, сволочь, колёса прострелил? Зачем прострелил мнеколёса?

Охваченная диким желанием это знать, я была сама не своя итак лютовала, что у гоблина на лоб полезли глаза, а кляп! Словно пробка из бутылки,из его отвратительной пасти вылетел кляп, и гоблин заорал дурным голосом!

Я думала, что он поспешит обстоятельно на вопросы моиотвечать, он же, смутьян, начал звать на помощь.

— Спасите! Помогите! — с такой немыслимой дикостью кричалэтот нахал, что охрана Тамарки, уже явившая чудеса храбрости, вдруг струхнула исо всех ног убегать нацелилась.

Правда, культурный их командир бегство пресёк и, урокхрабрости преподав, как русская женщина в горящую избу, бесстрашно в Тамаркинувиллу вошёл.

А там я лютую, и рыжий гоблин на тот свет просится.Остальные гоблины лежат с кляпами во рту. Не имея возможности говорить, онитоже на тот свет просятся, но одними глазами.

Можно представить как растерялся командир, когда увидел меня— умницу и красавицу, в белой французской шляпе с чёрным страусиным пером, вбелых кружевных перчатках, в английском джерси…

Люблю красиво одеться, куда бы ни шла!

В общем, несложно представить как потерялся командир увидевтакую роскошную даму за совершенно непотребным занятием.

— Ки э ву? — с нервным трепетом спросил он.

— Жё сви мадам Мархалева! — не прекращая своего занятия искромно потупившись, представилась я.

— Са ва бьен? — поинтересовался он. — Вам помочь? Вы неустали?

— Бьен, — ответила я. — Справлюсь сама.

И тут, не взирая на нашу очаровательную беседу, в холлврывается десант и, не разобравшись, хватает меня под руки и грубо тащит наулицу.

Рыжий гоблин, связанный лёжа в дерьме, в чешуе, зарадовался,как ребёнок. Легко понять его радость, так же как и мой гнев. Только гневоммогу объяснить те силы, которые у меня появились. С этими силами вырвалась я измогучих лап десанта и рванула к своему «Мерседесу», где Тамарка меня, убитуюгорем, позже и нашла.

Только щадя нервы читателя, не описываю я схватки, предварившейнашу встречу с Тамаркой, но без ложной скромности скажу: лягала, царапала игрызла я безбожно тот десант.

Не знаю, чем кончились бы те немыслимые баталии, в которыепо беспечности ребята ввязались, если бы не появилась Тамарка. Возможно и ярядом с гоблинами в чешую и дерьмо легла бы, а может все было бы наоборот —лежать там пришлось бы десанту.

Но что о том, Тамарка приехала и все испортила. Она засталаменя рыдающей под колёсами моего же «Мерседеса». Из последних сил я пыталасьзакусанному и задранному десанту объяснить, что пострадала больше всех в битве,и вот тут-то Тамарка с криком досады в калитку и вбежала.

— Мама! Неужели это ты? — чернея от горя, закричала она.

— Тома! Ты все же приехала! — зарыдала я, падая на её грудь,сильно украшенную английским воротником, отороченным шиншиллой (жуткаябезвкусица, все!, вместе с грудью).

— Мама! Бедная моя! Как же ты здесь оказалась, в этом аду?

— Ты ещё спрашиваешь, То-омааа! — прорыдала я, беспомощнотычась в её шиншиллу.

Тамарка гладила меня по голове и нежно приговаривала:

— Мама, бедная ты моя, бедная, а я думала, что ты сошла сума.

— Тоже самое думала про тебя, — призналась я, успокаиваясь,доставая мобильный и набирая номер Маруси.

— Старушка, ты невовремя, — возмутилась Маруся. — Я как разпрямо вся ухожу.

— Куда? — уютно лёжа на груди Тамарки, поинтересовалась я.

— К Юльке, она прямо вся на чашечку кофе меня пригласила.

Я обрадовалась — хоть что-то в моей жизни случилось приятное.

— Значит, как раз очень вовремя тебе позвонила, — обрадовалая и Марусю. — Можешь Юльке сообщить, что мы с Женькой не одну прекрасную ночьпровели на рыбалке. Клёв был потрясный! Так что, пускай она его не ругает затот отвратительный рыбный запах, который раздражал её все эти дни. Лично мнезапах этот навевает самые приятные воспоминания.

— О чем? — бестолково поинтересовалась Маруся.

— О полезном, — лаконично ответила я и, торжествуя,отключилась, кладя мобильный в карман.

Тамарка сняла мою голову со своей груди, внимательно в лицомоё вгляделась и прошептала:

— Нет, Мама, я не ошиблась, ты сошла с ума.

— То ли будет с Юлькой! — ответила я. — Первый клин ужевбит!