Алмазный город - Лариса Шкатула

– Одевайтесь! – сурово приказал мужчина; его спутники молча стояли рядом и молчание их было зловещим.

Коровин почувствовал, как по его спине стекает холодный пот. Совсем недавно казавшееся блестящим его будущее – известного врача (любимая работа!) и тайного агента (увлечение!) – померкло в один момент.

– Пощадите! – прошептал он, борясь с желанием рухнуть на колени. – Если я выйду отсюда под конвоем, моя жизнь окажется загубленной! Неужели нет другого выхода? Я согласен на любые ваши условия.

Мужчины переглянулись.

– Не думал, что он "поплывет" так быстро! – сказал по-французски один из молчавших; к счастью, Петруша французского не знал.

Отправляя в Берлин молодого врача с поручением, капитан Мережко не мог и предположить, что на долгие годы получает в свой штат тщательно замаскированного двойного агента…

На вокзале встречающие ждали берлинский поезд. Прогуливаясь по перрону, Ян нос к носу столкнулся… со следователем ОГПУ Дмитрием Ильичом Гапоненко. Во взгляде последнего мелькнуло было удивление, тут же сменившееся подчеркнуто дружеским участием.

– Рад видеть вас, мой юный друг. В какой-то момент я, честно говоря, забыл, что вы собираетесь заканчивать медицинский институт. Встречаете одного из своих наставников?

Гапоненко говорил безо всякого подтекста. Просто он невольно копировал одного из своих бывших начальников по наркомату иностранных дел. Сейчас, в ожидании поезда, он мог позволить себе расслабиться и говорить этаким благодушно-покровительственным тоном. Яну же он показался угрожающим. Он было чуть не запаниковал, но вспомнил своё ночное решение преодолеть страх. Он уставился в спину майору, который поглядывал вдаль, не появился ли поезд, и мысленно скомандовал: "Прыгни на рельсы! Прыгни! Прыгни!"

Плечи Гапоненко дрогнули, как будто мозг пытался заблокировать это нелепое приказание извне, но нога уже пошла вперед. Ян рванулся и успел схватить его за рукав шинели, а потом и поддержал за локоть. Некоторое время майор недоуменно смотрел на него.

– Что это было? – он с силой потер лоб. – В глазах полыхнуло, а в голове как колокол: "Прыгай! Прыгай!"

Он испытующе вгляделся в Яна.

– Поплавский, твои шуточки?

К сожалению, Ян так и не научился врать, глядя собеседнику в глаза, и потому отвёл взгляд. Гапоненко понял, что угадал. Звериное чутье ещё никогда не подводило его. Он успевал уклониться даже от летящей пули, а тут… мальчишка, сопляк! И какую власть может над ним иметь! На миг он стал прежним – жестоким, безжалостным Чёрным Пашой, который в минуту опасности напоминал изготовившегося к прыжку хищника. Но поединка между ними быть не могло, и потому он стёр с лица негодование и надел маску добродушия.

– Недооценил я тебя, хлопчик, – он говорил, ласково улыбаясь, и со стороны могло показаться, что беседуют два любящих друг друга человека, потому что и Ян улыбался в ответ. – Ты со мной эти опыты не проводи, а то я могу рассердиться и поедешь ты, недоучившись, играть в гляделки в холодную и далекую Сибирь.

Он ещё какое-то время сыпал угрозами и смотрел в покаянные глаза парня. Тот пообещал, что такое больше не повторится, что он раскаивается и сделал это нечаянно. Пусть Дмитрий Ильич не волнуется, он понимает разницу между ними…

Кажется, наконец Гапоненко поверил его раскаянию. И вправду, кто такой этот студент, которого он и ногтем придавит?!

Он кивнул Яну и отошёл к краю перрона, на этот раз остановившись всё же на безопасном, как ему казалось, расстоянии от рельсов. А юноша усмехнулся про себя: оказывается, даже очень умные и властные люди ошибаются: одних подводит излишняя самоуверенность, других – недооценка противника. Чёрный Паша не догадался, что сейчас Ян одержал победу не столько над ним, сколько над самим собой, над своими напрасными страхами. Он-то подумал, что Гапоненко обладает большей магнетической силой, а оказалось, это просто умение сосредоточиваться – которому, кстати, ему ещё предстоит учиться, – и концентрировать силу воли…

Наконец вдалеке показался поезд. По мере того как он приближался, всё больше встречающих заполняли перрон. Какая-то шумная, галдящая толпа выплеснулась из здания вокзала, бросаясь чуть ли не на рельсы.

– Третий вагон! Третий вагон! – повторяли в ней на все лады.

– Чать, какую знаменитость встречают, – проговорила у Янекова плеча Виринея Егоровна, про которую он, ошеломлённый встречей с Черным Пашой, чуть не забыл – шустрая старушка не захотела сидеть на скамейке, куда он её усадил. Она ничего не знала об отношениях Яна и его злого гения, но по свойственной ей наблюдательности объяснила увиденное так:

– Чёрный ворон! Такому в лапы попадёсси, схарчит и не подавится! Улыбается, а глаза ровно замороженные и злые! Ты, Янек, его стороной обходи, нехороший он!

Упредила! Будь его воля, век бы этого ворона не видел!

Толпа ненадолго скрыла от его глаз фигуру майора, но поезд стал останавливаться, и шумные встречавшие с криками: "Вот он, Есенин! Сережа! Сережа!" промчались мимо, а из вагона, к которому заторопился и Ян с Виринеей Егоровной, первым спустился профессор Шульц и подал руку женщине удивительной красоты. Черные глаза на её беломраморном лице прямо-таки сияли на весь перрон.

Следом за красавицей, весь увешанный пакетами, вылез профессор Подорожанский. За ним – опять с пакетами! – кажется, Фирсов. Яну представили его, когда он провожал Алексея Алексеевича в Берлин.

– Митя! – позвала поразившая Яна красотой женщина и помахала рукой кому вы бы думали? – самому Дмитрию Ильичу Гапоненко!

Юноша вгляделся и ахнул про себя: "Да это же Катерина!" Разве признаешь в ней сейчас ту неприметную селянку, которая когда-то внешне не произвела на него никакого впечатления? Только теперь Ян понял, почему в своё время схлестнулись за право обладать ею Чёрный Паша и другой контрабандист по кличке Бабник. Они с первого раза разглядели в ней что-то, что сейчас буйно цвело, видимое всем.

Тогда Катерина показалась ему чересчур простоватой. Она походила на привычных глазу сельских женщин, которые так отличались от девушек, впервые блеснувших перед ним в замке Зигмунда Бека: от аристократичной надменной Юлии, от чистенькой, изящной Беаты, потихоньку презиравшей своих бывших односельчан. Может, и он чем-то похож на Беату? Может, потому не может разглядеть, что у человека в душе?

Он увидел радостные глаза Чёрного Паши и подумал, что за эти годы его чувства к Катерине мало изменились, но неуловимое нечто уже присутствовало. Самоуспокоенность, что ли? Так ощущают себя люди, абсолютно уверенные, что их собственность от них никуда не денется. "И, наверное, – подумал Ян, – держа руку на этой самой собственности, они оглядываются вокруг: чем бы ещё себя потешить?"

Это уже он думал о Светке и её упорном: "Дмитрий Ильич – хороший!"

Стал бы Чёрный Паша напрасно тратить силы на то, чтобы понравиться какой-то девчонке?! А если его подозрения верны, то Светка в опасности… И вдруг молнией мелькнуло озарение: в опасности не Светка, а её муж! Вот о ком надо было побеспокоиться в первую очередь! А он до сих пор не узнал, зачем вызывал Николая в ОГПУ следователь Д. И. Гапоненко.