Тайна без точки - Альбина Коновалова

И хотя позднее у Шевчуков родилась еще и дочка Оленька, Наталья после рождения сына стала неожиданно мудрой: она вдруг поняла, как хрупок мост между жизнью и смертью.

Нет, о смерти она не думала, но чем старше становился Алешка, тем чаще мать в молитвах взывала к Богу: «Не оставь сына-сыночка!»

А между тем, подрастающие Алеша и Оля радовали родителей. Уже в первом классе Алешка удивил их тем, что начал писать фантастические рассказы — тетрадку прятал под диван. Во втором — решал задачи собственным, им изобретенным способом. А в третьем мальчишка запоем читал «Теорию гидродинамики».

— Мы не спрашивали, зачем он читает эту мудреную книгу, — рассказывает Наталья Николаевна. — Заметили, переглянулись: «А, пусть! Может, толк выйдет!» Он у нас вечно чудил. В четвертом вдруг вышивать крестиком начал, в пятом к плите встал.

Экспериментатор, одним словом. Учился Алешка легко, без напряга, успевал бегать в драмкружок. И чем-то неуловимым отличался от сверстников — не было у него того снобизма, который бывает иногда у офицерских детей, растущих в гарнизоне. Между тем, отец его Владимир Николаевич успешно продвигался по служебной лестнице. Я знала его, как самого жизнерадостного капитана буксира, который возил нас на разные мероприятия, связанные с приездом шефов.

Да, безусловно, есть в гарнизонах такая детская табель о рангах, когда сын за отца отвечает. Алеша мог дружить и с сыном офицера, и с сыном слесаря, словом, было в нем истинное чувство достоинства, когда не только честь свою не уронишь, но и другого не унизишь. Было в нем то, что называется старинным словом «благородство».

Переходного возраста, как ни пугали им Наталью Николаевну, у Алеши не было — ни неуправляемых взрывов, ни драк, ни протеста, а пить и курить он так и не научился.

— Он, конечно, не был идеальным, — вспоминает Наталья Шевчук. — Были, например, проблемы со сверстниками. А я всегда говорила, что легче всего пойти на поводу у друзей, чем устоять перед плохим поступком.

И вот он вырос. Высокий, красивый, спортивный, интеллигентный — только бы радоваться матери. Музыку любил, книги философские читал, томик Омара Хайяма под подушку прятал. Хорошо разбирался в технике — то одному другу помогает чинить машину, то другому.

— В прошлом году поехал в отпуск, — вспоминает Оля. — Другие на море, а он в музеи, в Питер ездил, все потом восторгался Храмом Спаса на крови.

— Помню, как он удивил меня тем, что научился читать по диагонали, — рассказывает Владимир Шевчук. — «Да ты просто книгу листаешь, — говорю. А он: «А ты — проверь!» Проверил я, но так и не понял, как за несколько минут можно узнать содержание целой книги.

Он все делал легко и изящно, словно играл. Ему было все интересно: узнавать новое, работать, общаться, жить. Вот только любви Алешка не познал. Самой преданной, самой беззаветной любовью он любил свою семью. Шевчуки — на редкость дружные и открытые — отвечали ему тем же. Да их и нельзя не любить — они очень искренние люди с живыми выразительными глазами.

— Не могу поверить в это! — говорила Оля Шевчук. — Вот кажется войдет Алешка и весело крикнет: «Я вернулся!» Он всегда так говорил.

12 августа Наталья и Владимир на своей машине возвращались из отпуска. Когда ехали по Карелии, это было часов в 10–11, Наталье Николаевне вдруг стало плохо. Она упала на подушки, носом хлынула кровь.

— Все было хорошо, и вдруг в голове взорвалось слепящее солнце, — позднее расскажет она, — и я потеряла сознание.

Позднее врачи поставят диагноз — инсульт. Когда ее выписали из госпиталя, Владимир уже знал о трагедии на «Курске», но жене решил пока не говорить. Спрятав пульт от телевизора, он ушел на службу, успокоенный тем, что Наталья Николаевна не ходила. Она встала утром, поискала пульт, включила телевизор, словно это было самое важное, что ей надо было сделать в тот момент и… услышала все. Не закричала, не заплакала, не запричитала, словно уже знала… Встала, оделась и стала ждать мужа.

«Пойдем! — сказала она, когда Владимир Николаевич пришел со службы. — Я сделаю для него то, что могу сегодня сделать!»

Сначала они поехали в Колу, заказали молебен, затем в Мурманск — и там сделали то же самое, затем в Гаджиево, где службу исправлял отец Аввакум, которого Наталья хорошо знала. Потом еще во Вьюжный, где постоянно шли службы за спасение моряков, заехали в Полярный, но там церковь оказалась закрытой.

На другой день Катя Багрянцева договорилась, что для родственников выделят автобус, чтобы поехать на молебен. Но родственников поехало очень мало — все словно боялись покинуть Видяево, словно ждали вестей со дна моря.

— Какого же чуда вы хотите? — воскликнул отец Аввакум, воздев худые руки к небу. — Сильнее молитвы матери нет ничего на свете!

Но и молитва не спасла Алешу. Это были первые дни, когда все верили, когда надеялись на чудо.

Эхо событий

Я была у Шевчуков через год после трагедии. В маленькой комнате на стене — потрет Алеши, перед ним теплится лампадка.

— Всегда горит! — говорит Наталья Николаевна. — Только на сороковой день вдруг словно ветер подул, потушил лампадку. Может, знак это был?

Она очень надеется, что они скоро встретятся, только этим и живет…

Вскоре после трагедии Оля вышла замуж, родила сына — как странно, что судьбы жен и сестер похожи, они как будто торопились нарожать новых детей взамен ушедших…

Тогда они еще жили в Видяево. По комнатам все также бродило горе. Но уже был слышен голос новой народившейся жизни, уже звучал плач маленького мальчика, который должен, обязан просто пробудить эту семью, возродить к жизни бабушку, сделать счастливым деда. Он еще пока очень мал, но скоро эти глазки запылают Алешкиным восторгом, скоро эти щечки заалеют красками, скоро зазвенит по комнатам веселый смех, так похожий на Алешин…

«Нас у мамы с папой — четверо детей, — пишет сестра Андрея Панарина Татьяна. — Мы никогда не скажем «было четверо детей». Мы никогда не скажем «был Андрей», он нас есть и будет всегда!»

В далеком Узбекистане в далеком 1968 году немецкая симпатичная девочка Лидия Гебель встретилась с юношей по имени Володя Панарин.

Она только что закончила школу и работала в ней старшей пионервожатой. В этот день она торопилась на пионерский слет. А мимо мчался на новеньком грузовике юный водитель. Несмотря на то, что ему надо было срочно отвезти молоко в райцентр, он решил подбросить девушку в красном галстуке. Вот так начиналась большая семья Панариных — Лидии было 18 лет, Володе — 19. Свадьбу сыграли в женский день — 8 Марта. Через год родился сын Сережа. И дальше: Оля, Андрей, Таня. Семья не помешала многодетной маме получить высшее образование — она закончила исторический факультет пединститута.

В поселке «Майском» Ташкентского района у них был свой дом, дети подрастали и радовали родителей успехами в школе и редкостной дружбой.