Перчатка немецкого рыцаря - Наталья Александрова

– Ну, я Степаныч! Чего надо?

– Четвертый не выходит на связь, – ответил Баринов вполголоса, чтобы никто, кроме Степаныча, его не услышал.

– Не выходит? – сочувственно переспросил тот. – Ладно, что-нибудь придумаем…

С этими словами он вышел из комнаты. Баринов с охраной последовал за ним.

Степаныч дошел до конца коридора, вышел в неприметную дверку, и они оказались на заднем дворе киностудии. Прямо перед ними стояла неказистая постройка вроде сарая или хозблока. Степаныч покосился на Баринова и коротко бросил:

– Не отставай!

Они вошли в сарай.

Внутри было почти пусто, только стояло несколько прислоненных к стене метел и лопат, да валялся на полу полусгнивший деревянный поддон. Степаныч ловко ухватил этот поддон за край и отодвинул в сторону. Под ним оказался круглый люк с металлической крышкой.

Степаныч привычным движением откинул крышку люка и строго проговорил:

– Дальше пойдешь только ты. Орлы твои здесь останутся. Дальше им нельзя.

– Так не пойдет! – возмущенно заявил старший охранник. – Я шефа одного не отпущу!

– Или так, или никак! – отрезал Степаныч. – Со своими правилами в наш этот… монастырь не суйся!

– Подождете здесь! – сухо приказал Баринов.

– Так нельзя… – проворчал охранник.

– Я сказал! – В голосе Баринова зазвучал металл.

– Ну что – идешь? – взглянул на него Степаныч.

– Само собой!

В глубину люка уходила крутая металлическая лестница. Степаныч ловко полез по ней, Баринов последовал за ним.

Внизу было темно.

Спускались они недолго. Наконец лестница закончилась, дальше тянулся пологий коридор, в дальнем конце которого тускло светилась одинокая лампочка.

Степаныч шел вперед, не оглядываясь. Баринову ничего не оставалось, как следовать за ним.

Наконец коридор оборвался перед железной дверью, над которой висела лампа в сетчатом металлическом колпаке. На этой двери было написано мелом: «Степаныч – козел».

Степаныч остановился, покачал головой и стер надпись локтем. Затем достал из кармана связку ключей, отпер дверь одним из этих ключей и покосился на Баринова:

– Заходи, что ли!

Баринов опасливо шагнул через порог.

Он оказался в маленькой квадратной комнате, напоминающей приемную перед кабинетом начальника средней руки.

Как и положено в такой приемной, здесь стоял стол. Только вместо симпатичной секретарши за этим столом сидел здоровенный детина лет сорока с маленькими пронзительными глазками и низким лбом умственно отсталого неандертальца.

– Кого привел, Степаныч? – осведомился этот детина, глядя на провожатого и словно не замечая самого Баринова.

– Известно, кого! – отозвался тот с усмешкой. – Этого… продюсера. Кино снимает.

Только теперь неандерталец обратил внимание на молча стоящего Баринова:

– Кино, говоришь? А называется-то как твое кино?

– «Четвертый не выходит на связь».

– Ну что, хорошее название! А что насчет пятого?

– А к пятому тетка из Воронежа приехала.

– Все правильно! – Неандерталец поднялся из-за стола, отчего в приемной стало тесно, и шагнул к Баринову.

Он провел руками вдоль тела Николая, проверяя, нет ли у того оружия. Закончив обыск, развернулся и открыл маленькую дверцу, которую Баринов не сразу заметил.

– Ну, заходи! – Неандерталец сделал приглашающий жест.

Баринов почувствовал себя неуютно, но обратного пути не было. Он нагнулся и прошел за дверь, которая за ним тут же закрылась. Он оказался в полной темноте. И он в этой темноте был не один – совсем рядом слышалось чье-то хриплое дыхание.

Когда ожидание стало невыносимым, на полу слева от Баринова загорелись встроенные в бетон лампочки, указывающие путь.

При свете этих лампочек Баринов увидел совсем близко огромную черную собаку, которая смотрела на него тускло мерцающими красными глазами. Это ее хриплое дыхание он слышал в темноте.

Собака не лаяла и даже не рычала, она только шумно дышала, но смотрела на человека с угрозой.

Руки Баринова покрылись липким потом, сердце глухо и неровно забухало.

Он взял себя в руки.

Если бы собака хотела напасть, она бы уже давно напала… а раз не нападает – значит, это не входит в ее планы…

Приглядевшись к ней, Баринов увидел, что на шее у собаки надет прочный ошейник, к которому прикреплена натянутая цепь. Именно эта цепь и не давала собаке напасть на него.

Впрочем, Баринов не сомневался – если он сделает хоть одно неверное или резкое движение, кто-то, кто следит за ним, тут же спустит собаку с цепи. Так что лучше вести себя как можно более осмотрительно.

Баринов перевел дыхание и двинулся влево, туда, куда указывала цепочка лампочек.

Собака, тяжело дыша, двинулась следом.

Баринов разглядел, что другой конец цепи был надет на идущую вдоль стены железную трубу, так что собака могла сопровождать его, не приближаясь и не удаляясь.

Так, под безмолвной охраной собаки, он прошел метров двадцать и оказался перед очередной дверью. На двери не было ни ручки, ни звонка, и Баринову ничего не оставалось, кроме как постучать в нее костяшками пальцев.

Впрочем, этого оказалось достаточно.

Дверь тут же открылась, и Баринов вошел в еще одну приемную.

Здесь тоже был стол, но вместо огромного неандертальца за ним сидел невысокий худощавый человек с узким, словно заточенным лицом и холодными глазами. В руке у него был нож, и он играл этим ножом, с неуловимой быстротой вонзая его в стол между растопыренными пальцами левой руки.

При появлении Баринова он с сожалением спрятал нож, шагнул навстречу Николаю и снова обыскал его, куда тщательнее своего незамысловатого коллеги.

Закончив обыск, он подошел к столу и проговорил в установленный там микрофон:

– Чист!

Из невидимого динамика раздался неразборчивый, какой-то шелестящий ответ, и охранник открыл перед Бариновым очередную дверь, обитую коричневым дерматином.

За этой дверью оказался типичный кабинет небольшого начальника советских времен. Большой полированный стол с несколькими телефонами, на полу – зеленый ковер, на стене – красный вымпел с вышитой золотом надписью:

«Победителю соревнования жилищно-коммунальных контор Вышневолоцкого района».

На ковре перед столом лежала большая черная собака – двойник той, которая провожала Баринова по темному коридору. Правда, эта собака вела себя спокойно.

За столом сидел старый, сгорбленный человек в круглых очках, с круглой лысиной. На столе лежали руки с длинными, непрерывно шевелившимися пальцами, похожими на двух больших пауков.