Боги, пиво и дурак. Том 8 - Юлия Николаевна Горина

не понял — вы сами умирать собрались, или меня похоронить надумали? — сверкнул Самеди лукавым огоньком в глазницах, опять по привычке переходя на «вы». — Потому как живые для живых такие длинные здравницы не толкают.

Демка иронично хмыкнула.

— Это ты только что себя живым назвал? О, какая тонкая и неприметная лесть!

— Прекрасная донна, как всегда, остроумна, но в этот раз слегка неправа. Смерть — это тонкая материя, госпожа. Она не сугубо мертвая, она как бы на грани — так же, как и я. Например, вы когда-нибудь задумывались над тем, что существительное «мертвец», как ни странно, обозначает одушевленный предмет? Потому как одушевленность и неодушевленность предмета определяется формой винительного падежа. Вижу кого? Мертвеца. А не вижу что? Мертвец. Вот труп — да, это мертвое слово. Есть еще одно чудесное слово — «покойник». Оно тоже…

Закончить свой философский монолог Самеди не успел, потому что угасший парень в желтой жилетке вдруг подхватился, вытаращил белые глаза и прокричал:

— Уезжайте в Москву немедленно! Прямо сейчас! Ситуация изменилась!

И опять отключился.

Меня аж пот пробрал.

— С этим Оракулом, блин, заикой станешь… — проговорил я.

И мы без всяких заездов в тайную берлогу полетели прочь из Петербурга.

Наша машина шла впереди, указывая всем направление. Время от времени бедный жрец подскакивал на месте, чтобы проорать очередную телефонограмму, и поскольку это всегда случалось неожиданно, привыкнуть к таким его попыткам инсультировать окружающих не было никакой возможности.

Медленно опускалась ночь, и машина почти летела над дорогой, едва касаясь колесами дорожного полотна. Наслаждаясь спокойной дорогой, я задумался о том, что, если бы Оракул не был такой странной сранью себе на уме, мы могли бы куда меньшей кровью отыскать Сета с Фортуной.

Но божество преспокойно наблюдало, как я корчился в застенках ордена, и вмешалось в течение событий только сейчас.

Почему?

Что изменилось с тех пор?

И единственным ответом, который приходил мне в голову, было имя Азатота.

Неужели я должен был пройти через все это для того, чтобы во мне проснулась личность великого хаоса?..

После полуночи мы закупились колой и всякой сухомяткой, чтобы на подступах к Москве с голодухи копыта не протянуть. Вернее, я сидел в машине, а Демка с водителем бегали в магазин.

До икоты наевшись, я благополучно уснул, воспользовавшись тем, что трансляции Оракула прекратились.

А проснулся я от ласкового, но при этом тревожного похлопывания по колену.

— Даня, милый, мне жаль тебя будить, но тут происходит какая-то жесть, — негромко проговорила Деметра, с хмурым лицом глядя вперед промеж передних сидений.

В ответ я пробубнил что-то невнятное, пытаясь собрать свое сознание в кучу.

Машина плавно сбавила ход и остановилась. Демка принялась нетерпеливо трясти меня за плечо.

— Даня, просыпайся!

Окончательно продрав глаза, я осознал, что за окном уже рассвело. Посветлевшее небо пылало золотисто-розовыми облаками на востоке. С левой стороны от нас тянулись железные кресты какого-то кладбища, с которого в сторону дороги медленно приближалась темно-серая масса слившихся воедино стражей. Справа чернел густой лиственный лес, из которого один за другим выходили люди в темной одежде, вооруженные до зубов.

А на перекрестке прямо перед нами стояло пять мощных внедорожников с хищными мордами, за которыми плотной стеной на высоту стандартной пятиэтажки поднималась почти непрозрачная серая стена, похожая на локализованный грозовой фронт. Она то вытягивалась выше вверх, то немного опадала, будто дышала, время от времени вспыхивая голубоватым свечением. Трава под ней даже не трепетала, а прижалась к земле гладким ковром. Напряженный гул, шорох и шепот, доносившиеся снаружи, напоминали белый шум.

Остатки сна мгновенно выветрились из моей головы. Рука потянулась к мечу.

— Похоже, мы в очередной раз попали в неприятности, — проговорил Самеди.

Капитан Очевидность, блин.

Как вообще мы докатились до жизни такой с Оракулом-то в качестве проводника? Разве он не должен был уберечь нас от каждой выбоины на дороге⁈

Или он опять затеял какую-то свою игру?

Вот ведь чертовы боги.

Я оглянулся назад. Все остальные наши машины также остановились, и со всех сторон их обступила серая стена.

Ничего себе нас закольцевали.

Когда я опять посмотрел вперед, у крайнего правого внедорожника открылись двери, и на дорогу неторопливо вышли два крепких мужика в бронежилетах и с оружием в руках.

А следом за ними с заднего пассажирского места выбрался еще один — на вид лет тридцати, среднего роста, подтянутый и прямой, как струна.

Одет он был в серую футболку и джинсы. Никакой брони или оружия, как у других, я при нем не увидел.

И все это могло означать только одно: что на самом деле именно этот человек был самым опасным и значимым из всех.

— Сиди внутри, — хмуро сказал я Демке, перетаскивая ее через себя. И, поправив плед на плечах, толкнул дверь и вышел наружу.

За мной последовал Самеди. Из соседних машин повыбирались Янус, Петр, еще один парень в желтой жилетке и Фемида с Бельским на руках. К груди малыш прижимал слишком тяжелого для младенческих ручек Лёху.

Последней появилась Деметра, наплевав на мою просьбу оставаться внутри. Впрочем, это было ожидаемо.

И как только наша бравая команда полностью выгрузились, из всех внедорожников разом начали выходить люди. Понятия не имею, как эти здоровяки умудрились поместиться всего в четырех машинах! А они между тем все лезли и лезли, как из бездонных бочек, пока, наконец, целая маленькая армия не выстроилась рядом с парнем в футболке.

Мы стояли и смотрели друг на друга, как две стаи перед схваткой.

Они — крепкие, хмурые, в камуфляже.

И мы. В пледах и распашонках, с женщинами и детьми. И с мечами.

Красота!

Противостояние века, блин.

Если чужой во мне опять не проснется — звездец нам всем. Я даже рыпнуться и призвать ничего не успею.

— Даниил Кораблев? — с полувопросительной интонацией сказал парень в футболке, глядя прямо на меня.

Ага, значит, знает меня в лицо.

— Допустим, — ответил я. — А ты кто такой?

— Я — четырнадцатый пророк Эреба, Владлен Зорин. Преемник этого ссыкуна в подгузнике, — заявил тот, кивнув в сторону Бельского. — Хочу с тобой поговорить.

Я усмехнулся. Смерил его взглядом.

В Бельском и без официального представления чувствовался статус. Одежда, манера держаться и говорить наглядно доказывали, что он не простой пенсионер.

Но в этом мужике ничего подобного не ощущалось.

— Как-то ты больно молод для главы ордена.

Тот усмехнулся.

— Это