Стеклянный лес - Синтия Суонсон

Силья подбоченилась.

– Потому что за аренду сцены в Нью-Йорке нужно заплатить астрономическую сумму. Я уж не говорю про погоду. Кому захочется пойти на концерт в такую жару? – Она покачала головой. – Организаторы выбрали идеальное место. Это демонстранты вышли из-под контроля!

Генри скептически посмотрел на жену.

– Члены «Американского легиона» – благоразумные люди. Они не стали бы чинить беспорядки, если бы их на это не спровоцировали.[15]

– Поверь мне, их никто не провоцировал.

– И все равно ты меня не убедишь, – возразил Генри. – В любом случае вам очень повезло, что вы сумели унести оттуда ноги. И кстати, как вам это удалось? Ты так и не рассказала.

Солгать оказалось легко. Силья сказала, что встретила на концерте приятеля своей подруги из Хантера, который и довез их до дома.

– Очень славный мужчина. – Она повернулась к дочери, сидевшей за кухонным столом. – Верно, Руби? Мой знакомый, который подвез нас до дома.

Руби кивнула с серьезным видом. Силья не знала, поняла ли девочка, что ее мать видела Дэвида впервые. А может, и поняла, но не стала открывать отцу правду.

Второй концерт должен был состояться в следующий выходной, но Генри строго-настрого запретил Силье туда ходить. Только вот зря он беспокоился. Силье вовсе не хотелось вновь пережить весь этот кошмар. К тому же она поняла, что первый концерт был организован вовсе не ради музыки. Назвав свое мероприятие концертом, сторонники Робсона смогли заработать большую сумму денег. Силья расстроилась, но вместе с тем была благодарна судьбе за то, что им с Руби удалось остаться целыми и невредимыми.

Силья никогда не была бунтаркой, поэтому всякие политические сборища ее не интересовали, так что в следующий выходной она пошла в кино.

Осенью Силья купила себе новенький седан «бьюик» – большой и неуклюжий, к тому же совершенно непривлекательного серого цвета. Она надеялась стать обладательницей спортивной машины, но Генри настоял на этой марке.

– Это вполне надежная и крепкая машина. Я всегда хотел, чтобы ты ездила именно на такой. Если вам с Руби придется куда-то поехать, я хочу, чтобы вы были в безопасности.

Вздохнув, Силья уступила. Она не собиралась пользоваться автомобилем слишком часто, так что какая разница, как он выглядит. «Бьюик» стоял на подъездной аллее их дома в течение всей рабочей недели, а Силья продолжала ходить на станцию и обратно пешком. Но зато теперь ей не было нужды просить у Генри его уродливый грузовик, чтобы ездить по магазинам или в кино.

Весной 1950 года Генри получил письмо от брата, в котором тот сообщал, что намеревается приехать в гости. До этого Пол ни разу у них не был.

– Как получилось, что он никогда не навещал нас? – спросила Силья, когда они с Генри ждали на станции вечерний поезд из Манхэттена. – Я всегда считала, что вы очень близки.

Генри пожал плечами и схватился за шляпу, которую едва не сорвало с головы порывом ветра с реки.

– Пол марширует под ритм своего собственного барабана. Нельзя заставить его делать то, что он не хочет. – Генри водрузил шляпу на голову и устремил взгляд на приближающийся поезд.

Вид сошедшего на платформу Пола несказанно ошеломил Силью.

– Ты уверен, что вы не близнецы? – спросила она Генри, когда тот представил их друг другу. – Или у меня двоится в глазах? Сегодня первое апреля. Вы что, решили меня разыграть? – Она вопросительно заглянула в темные глаза Пола.

Медальон на тяжелой цепочке, висевший у него на шее, ярко блеснул в лучах заходящего солнца, и Силья сделала шаг назад. Искренний смех Пола согрел ветреный день, а улыбка напомнила Силье выражение лица прежнего Генри. При мысли об этом ее охватила тоска, ведь теперь муж смеялся очень редко.

Пожав Силье руку, Пол заверил ее, что никакого фокуса здесь нет.

– Мы с Генри – разные люди.

И все же она продолжала дивиться столь невероятному сходству.

Рано утром в понедельник Генри и Пол уселись в грузовик, чтобы ехать за новым ковровым покрытием. Руби, у которой были пасхальные каникулы, напросилась с ними.

Силья наблюдала, как Генри завел мотор, и пикап, затарахтев, выехал со двора. Руби устроилась на сиденье между отцом и дядей. При этом Пол как бы случайно и вместе с тем собственнически обнял ее за худенькое плечо. Братья переглянулись и засмеялись. На мгновение Силье показалось, что они смеются над ней, хотя в глубине души она сомневалась, что это действительно так. Рукопожатие Пола при их первой встрече оказалось теплым и искренним, а Генри нечасто проявлял жестокость намеренно. В большинстве случаев он попросту игнорировал жену.

Время от времени Силья стала подумывать о том, чтобы начать все сначала. Она не знала, почему эта мысль не приходила ей в голову раньше, но ведь она действительно могла бы жить нормально, если бы захотела. Она могла уйти от Генри и, забрав Руби с собой, уехать из этого унылого городка, например в Лос-Анджелес. Силья часто представляла, каково это – жить там, где всегда тепло, где по улицам ходят кинозвезды и у каждого есть новый автомобиль. Она и себе купила бы такой же, с откидным верхом. По выходным они с Руби ездили бы на пляж и купались в Тихом океане. Завели бы собаку, о которой давно мечтали, но которую не разрешал купить Генри.

Правда, причин для развода с мужем не было. Единственной веской причиной могла стать измена, только вот со стороны Генри это было исключено. Так что, если она и собиралась начать новую жизнь, ей пришлось бы попросту сбежать – забрать Руби и потихоньку исчезнуть из дома в надежде, что Генри не станет их разыскивать. А если все же станет? Силья ничего не знала наверняка. Генри всегда говорил, что брак – это навсегда, несмотря ни на что. И уж, конечно, он обожал дочь. Только иногда Силье казалось, что к своему ужасному старому дому он питает более нежные чувства, нежели к кому-то из них. Если бы только он позволил им уехать, а сам остался в Стоункилле…

Почему же Силья не предприняла ничего раньше? Почему не сбежала?

И все же когда-нибудь она это сделает. Непременно.

Тихо выскользнув из комнаты и притаившись в тени коридора, Руби наблюдала за дядей Полом и тетей Энджи. Он быстро и нервно расхаживал по гостиной и напоминал разъяренного кота. Она сидела на диване и смотрела телевизор – судя по диалогам, «Бонанцу» или какой-то другой глупый сериал, не имеющий ничего общего с реальной жизнью.[16]

Руби провела большим пальцем ноги по ковролину с пышным ворсом и принялась рисовать на нем узоры. Ей никогда не нравилось это покрытие, которым были устланы полы во всем доме, а его безупречность претила. Где-то она слышала, что обилие зигзагов в декоре заставляет людей чувствовать себя неуравновешенными. Руби была уверена, что так оно и есть. В старом доме ковровое покрытие представляло собой буйство узоров и красок и выглядело так пестро, что иногда Руби казалось, будто пол устлан флагами разных государств. В ее комнате лежал зелено-голубой ковролин, а в холле – ярко-оранжевый. Дядя Пол, приехавший тогда к ним погостить, сказал, что они контрастируют по цвету и поэтому так сочетаются друг с другом.