Тысяча Чертей пастора Хуусконена - Арто Паасилинна

– Если обнаружится что-то странное, тебе следует составить рапорт, который Таня переведет на русский, – распорядился лейтенант Макаров.

Оскари Хуусконену выдали казенные наушники и ключи от барака и взяли с него слово никому об этом не рассказывать.

– Да как бы я рассказал, если не говорю по-русски.

В жизни пастора Оскари Хуусконена начался период прежде невиданной активности. У него было много разных дел: приходилось ходить по дороге до Секирной горы и проверять, спокойно ли спит Черт, не потревожил ли его кто-нибудь. Хуусконен проверял берлогу три раза в неделю – он описывал вокруг нее большой круг и удостоверялся, что на снегу нет чужих следов.

Хуусконен также начал изучать основы русского языка – преподавателем была Таня. Кроме того, он стал разбираться в истории Соловков и, найдя ее крайне интересной, решил написать об этих местах книгу. В монастыре уже открыли музей, работал и какой-то архив. С Таниной помощью Хуусконену удавалось знакомиться с документами и опрашивать людей.

Основную часть пасторского времени занимало прослушивание звуков космоса. Старик мог часами с сосредоточенным выражением лица сидеть, не шевелясь, на своем стуле в углу станции. Время от времени он поглядывал на монитор, и ему не надоедало, хотя ничего особенного из наушников не доносилось, да и на мониторе нельзя было ни прочитать сообщения, ни даже увидеть знаков, которые разрушали бы стену серого снегопада. Это была магическая попытка выйти на связь, как молитва, на которую Хуусконен ждал ответа. Напрасно: казалось, космос был пуст; но Хуусконен не падал духом. Вселенная столь необозримо велика, что маленький и глупый человек ее даже не понимает, и под таким углом молчание представлялось совершенно естественным. И все равно существовала возможность – вероятно, ничтожная и чисто теоретическая, но все равно возможность, и она потрясала миры. Мировые войны, зарождение религий, расцвет и упадок культур – все по сравнению с этой возможностью казалось мелочью.

В конце ноября Большой Соловецкий остров был уже покрыт снегом, ноги утопали в нем до самых икр, а мороз часто опускался ниже минус десяти градусов. Хуусконен достал лыжи, произведенные на заводе в Петрозаводске, и трижды в неделю разъезжал по «медвежьему кольцу», часто с Таней Михайловой. Они спускались на лыжах по Секирной горе, южный склон которой был отчаянно крутым. С этой церковной горы когда-то сталкивали привязанных к бревну политических заключенных вниз на обледенелую лестницу, в путь по сотням ступенек, навстречу верной и жестокой смерти. В 1920–1937 годах на Соловках функционировал колоссальный исправительно-трудовой лагерь: здесь были безжалостно замучены пытками, уморены голодом и болезнями, изнурены тяжелым физическим трудом десятки тысяч людей. Преступникам позволяли командовать политическими заключенными, никакой государственный закон на Соловки не распространялся.

Пастор Оскари Хуусконен написал об этих ужасных событиях обстоятельную статью, которую перевел на английский и послал в международную прессу – в Лондон, Берлин и Париж. Там статьей заинтересовались, она привлекла заслуженное внимание и в течение зимы ее напечатали в сокращенном виде во многих странах.

Хуусконен бурлил энергией, писал статьи об истории острова-монастыря, слушал звуки космоса, регулярно проверял берлогу и – как это ни печально – хлестал водку в русском духе. Теперь он заделался приверженцем великих дел: его ум занимало будущее и прошлое Земли и всего человечества, происхождение всего сущего и бренность всего и вся.

После Рождества пастору Оскари Хуусконену пришло в голову организовать на Соловках финско-российский вселенский собор, в котором, с одной стороны, принял бы участие в качестве представителя церкви Финляндии он сам, а с другой – православную церковь представили бы те немногие монахи, которые уже успели вернуться на Соловки после распада Советского Союза.

Это само по себе невинное предложение не встретило поддержки, а скорее обострило отношения между пастором Хуусконеном и местными жителями. Монахи были невежественны и преданы своей вере, и мысль о сотрудничестве с лютеранским священником или обмене мнениями по религиозным вопросам им претила. Они стали с подозрением относиться к замыслам Оскари Хуусконена, и его увлечение астрономией наряду с интересом к истории острова-монастыря теперь видели в новом свете. Многие стали считать Хуусконена шпионом.

Тем не менее пастор Хуусконен продолжил писать об истории Соловков. Он строчил статьи об этапах становления монастыря: некие Зосима, Савватий и Герман, разочаровавшиеся в мирской жизни монахи-отшельники, поселились на Соловках примерно в 1420-х годах. Там они основали подобие монастыря, изголодались и неимоверно замерзли, но страдание было угодно Богу, поэтому ничего особенного в этом не было. Новгород, который на тот момент еще не потерял власть, вручил старцам грамоту, дававшую право на распоряжение этой территорией. Без проблем, таким образом, на архипелаге в Белом море появился монастырь, и уже в XVI веке он стал серьезно развиваться благодаря Федору Колычеву, постриженному в монашество под именем Филипп. Филипп, новгородский боярин [3], жил при дворе юного Ивана Грозного. Он был человеком действия и возвел далеко на Севере процветающий религиозный бастион. Помимо церквей, на острове построили каналы, провели водопровод и проложили дороги, возвели кирпичный завод и солеварни. В итоге судьба Филиппа сложилась трагически: в 1570 году [4] сошедший с ума Иван Грозный, которому митрополит некогда был другом и наставником, приказал задушить его.

Соловецкий монастырь богател, цари один за другим даровали ему уделы, целые приходы вокруг Белого моря. В итоге он стал почти государством в государстве, даже больше: на правах землевладельца управлял всей Северо-Западной Россией. Его власть простиралась на западе – до Карелии, на севере – до Кольского полуострова, порой монастырь даже пренебрегал приказами из Москвы. Обитель также выполняла роль финансового и промышленного центра, военной крепости.

Но всегда, когда дела идут хорошо, когда кажется, что всё в порядке, начинается движение вниз по наклонной. В монастыре появились внутренние конфликты, борьба за власть, возвышались одни и низвергались другие священнослужители. Династия Романовых решила преподать урок слишком своевольному монастырю, который вдобавок ко всему откровенно не принимал царскую политику, даже церковную присягу на верность не хотел подписывать. В середине XVII века соловчане встали на сторону старообрядцев и отказались использовать новые, исправленные духовные книги – их сложили в ящики и убрали. Наконец, упрямый монастырь оказался втянут в войну: в 1668 году царь отправил на осаду монастыря небольшое войско. Осада длилась годы, хорошо укрепленный монастырь держался стойко. Только в 1676 году стрельцам удалось проникнуть внутрь через оконное отверстие в каменной стене и убить почти всех четырехсот защитников монастыря. Лишь три десятка оборонявшихся уцелели, и, поскольку оставшихся в живых по обычаю той эпохи допрашивали под пытками, их число сократилось до четырнадцати. Так расцвету Соловецкого монастыря на время был положен конец.