Пока еще здесь - Лара Вапняр

Регина кивнула.

– Ты же знаешь, как я любила Ольгу. Ведь знаешь же!

– Знаю.

– Правда? – переспросила тетя Маша. – Ты не обманываешь?

– Ну конечно, знаю. Она тебя тоже любила.

– Да. Любила. Но она бы никогда этого не признала. Даже перед смертью. Ольга Жилинская – всегда тверда как камень.

Тетя Маша снова разрыдалась и вышла из комнаты.

Регина отправилась в ванную и обнаружила на полке тазепам. Выпила таблетку и снова легла. Минут через пять ее вырубило.

Ее разбудило тихое шуршание. Регина открыла глаза и увидела, что за столом сидит Настя с большой детской книжкой, а из окон льется солнечный свет. И не разберешь, читает она или просто разглядывает картинки.

– Доброе утро, – сказала Регина.

Голова была нестерпимо тяжелая, как будто сверху кто-то положил здоровенный мешок картошки. Тазепам – страшная штука.

– Доброе утро, – ответила Настя и перевернула страницу.

– Что ты читаешь?

– “Буратино”.

– Интересно?

– Я еще не умею читать, – сказала Настя. – Я смотрю картинки. Тут мальчик с длинным носом, который похож на Пиноккио из фильма.

Регина хотела было объяснить, что Буратино и есть русская версия Пиноккио, бесстыже украденная Алексеем Толстым, но передумала.

– Мне тоже нравился “Буратино”. Это вообще была первая книжка, которую я прочитала сама.

Настю это не впечатлило. Регина не знала, что лучше, оставить ребенка в покое или продолжить разговор.

– Давай ее сюда, я тебе почитаю, – предложила Регина.

Настя осторожно слезла со стула, подошла к дивану и села в уголке. Регина взяла книжку и открыла на первой странице. В глаза бросилась надпись черными чернилами: “Региночке в день, когда она перестала быть Маленьким Щеночком и пошла в школу”. Это была ее книжка! Книжка, которую ей подарила мама.

– О господи! – вырвалось у Регины.

– Тсс! – шикнула Настя.

Маленьким Щеночком ее называли дома в детстве, до самой школы.

– Это моя книжка! Мама подарила мне ее, когда мне было, как тебе сейчас, – прошептала Регина.

– Мне Маша подарила эту книжку, – сказала Настя и заплакала.

Регина выпустила из рук книгу, но было поздно.

– Конечно, теперь она твоя. Конечно! Просто раньше она была моей. Но это много лет назад. Сотни лет назад.

Настя забрала книжку и скрылась в спальне. Последовала долгая тишина, потом тихие голоса, а потом в дверях появилась растрепанная с опухшим лицом Маша.

– Ругаться с ребенком из-за книжки? Регина, ты что в самом деле?

Регина сгорала со стыда.

– Мы друг друга не поняли.

Но Маша улыбнулась и сказала, что просто пошутила.

– Я готовлю манную кашу на завтрак. Ты любишь манку?

Регина сказала, что любит.

За завтраком почти не разговаривали. Маша выглядела усталой, Настя все еще дулась, а Регина все подкладывала и подкладывала вишневого варенья в безвкусную кашу.

Она уже собиралась сказать, что ей пора, как тетя Маша попросила посидеть с Настей часок, пока она сходит к врачу. На секунду у Регины мелькнула безумная мысль, что это все подстроено, что Маша просто исчезнет, и Регине придется всю жизнь заботиться о девочке. Но это же дичь, да? И к тому же тетя Маша больше ни разу не заводила разговоров об усыновлении. Наверное, приняла-таки доводы Регины.

– У меня под кроватью чемодан с кое-какими вещами Ольги, – сказала тетя Маша перед уходом. – Посмотри, может, захочешь что-нибудь взять себе.

Комната тети Маши была вытянутой и узкой, с маленьким застекленным балконом, заваленным старыми коробками, тюками и пыльными банками. Мебель расставлена вдоль двух стен. Книжные шкафы справа, Машин шаткий письменный стол, узкая железная кровать и маленький диванчик, на котором, очевидно, спала Настя, – слева. В углу у двери стоял детский столик со стулом, игрушечное пианино, маленький самодельный кукольный домик, на стене несколько низко подвешенных книжных полок. Почти все книги на них когда-то принадлежали Регине, но у нее хватило ума ничего не говорить, особенно при Насте, демонстративно устроившейся внизу. Она явно была готова отстаивать свое имущество. Регина заметила, что она сдвинула свой столик так, чтобы он перекрывал ее угол.

– Настя, – позвала Регина, но девочка отвернулась.

Вот и славно, подумала Регина.

Она вытащила из-под кровати большой кожаный чемодан. Открыла, и в нос ударил такой крепкий запах нафталина, что у нее разболелась голова.

– Пахнет крысами, – сказала Настя.

Сверху лежала старая меховая шапка матери. Выцветшая, но все еще пушистая. Регина прижала ее к лицу, стараясь забыть про запах.

Она была очень мягкой, до боли мягкой.

Регина зарылась лицом в мех и застонала. “Мама”.

– Это шапка твоей мамы? – спросила Настя. Она уже стояла рядом.

– Да, это была мамина шапка. Мама умерла.

Настя наморщила лоб и пристально уставилась на Регину.

Не надо было говорить этого ребенку? Ну конечно, не надо было! Наверное, Настя даже не понимала, что означает “умерла”. Откуда ей знать? Оказалось, понимала.

– Знаю, – произнесла Настя. – Маша мне рассказала. Она в могиле. Моя мама тоже в могиле.

Регина протянула Насте шапку, надетую на руку.

– Хочешь ее погладить? Она мягкая, как котенок.

Настя наклонилась и коснулась меха кончиками пальцев.

– Нет, как кролик, – сказала она. – У нас был кролик, где мы жили раньше. Он заболел и умер.

– Хочешь посмотреть, что там еще есть? – спросила Регина, показывая на чемодан.

Настя кивнула и пристроилась на коленках рядом с Региной.

– Что это? – спросила она, показывая на жестяную банку между свитерами.

– Давай поглядим, – предложила Регина.

Настя достала банку и потянула крышку. Та не поддавалась. Это была старая сине-белая жестяная банка с золотой надписью “Икра белуги”. Внутри что-то гремело.

– Пиратские монеты! – сказала Настя.

У Регины тоже не получилось открыть. Она взяла на кухне нож и просунула под крышку. Крышка соскочила и покатилась по полу.

– Ах! – воскликнула Настя, словно нашла сокровище много лучше бриллиантов или золотых монет. – Пуговицы!!!

Настя забрала у Регины банку, поставила на пол и очень прямо села по-турецки. Ее жидкие жирные волосы были заплетены в косичку, такую коротенькую, что она стояла торчком. Шея была длинной, худой и не слишком чистой, с впадинкой посередине, отчего казалась совсем хрупкой.