Нам здесь жить - Валерий Елманов

Незаметно добравшись до края полянки, Петр выпрямился и… озадаченно застыл возле сугроба — его появления никто не хотел замечать, все были увлечены своими делами. Кто-то продолжал раздувать костер, кто-то вязал лежащих литвинов, а трое затеяли самостоятельный поиск спрятанных сокровищ, разворотив шалаш и чуть ли не вывернув его наизнанку. У рыцарей же, судя по всему, разгорелся жаркий спор насчет дальнейшей судьбы пленницы, поскольку один из крестоносцев удерживал руку мордастого с зажатой в ней головней, мешая поднести ее к привязанной женщине.

Пришлось вначале скромно кашлянуть, а когда и это не помогло, подать голос.

— Салям алейкум, бандерлоги! — жизнерадостно завопил Сангре и, обратившись персонально к мордастому крестоносцу, критически заметил: — А у тебя, группенфюрер, ус отклеился.

Нужного эффекта удалось достичь влет. Все мгновенно уставились на него, а один из раздувавших костёр столь резво дернулся от неожиданности, что не удержал равновесия и инстинктивно оперся рукой об угли. В результате поляну огласил дикий вопль.

Петр удовлетворенно кивнул — процесс пошел как нельзя лучше. Можно переходить к следующему номеру концертной программы. Кивнув в сторону вопившего от боли, он многозначительно посулил:

— Это лишь начало, поскольку я — Гудвин, великий и ужасный. А посему, ребята, как говаривала одна обаятельная, но строгая управдомша, топайте до хазы, ибо Гитлер капут, — и он, строго покачав головой, направил свой импровизированный посох на ухватившегося за арбалет воина.

Надо отдать должное Улану — целился он быстро и всего через пару-тройку секунд раздался оглушительный сухой треск, правда, не совсем похожий на раскат грома, как мысленно успел отметить Сангре, а больше напоминающий удар кнута, но оно не важно. Зато не в меру шустрый воин рухнул навзничь, не издав ни звука. Товарищи, стоящие рядом с ним, оторопело переглянулись, застыв на месте.

— И оставь в покое красную шапочку, волчина позорный! — рявкнул Петр, направив посох в сторону мордастого крестоносца в белом плаще, стоявшего подле привязанной женщины.

Тот что-то рявкнул по-немецки, сделал шаг вперед и… Новый громовой раскат и во лбу у рыцаря, по-детски беспомощно всплеснувшего руками, расцвело небольшое красное пятнышко. В следующее мгновение он повалился в снег.

Странно, но оставшаяся в живых парочка в белых плащах не рухнула на колени, взывая к небу, не ударилась в панику, а принялась озираться по сторонам. Не увидев никого, оба как по команде выхватили мечи и ринулись на Петра.

— Шарахунга! — грозно зарычал Сангре, вспомнив, наконец, совет друга держаться величаво, как подобает божеству, а проклятия-заговоры изрекать сурово. — Бамбарбия кергуду и мать вашу во веки веков вместе со святым духом! — и он наклонил свой импровизированный посох, указывая другу на ближайшего от себя рыцаря.

Улан не заставил себя долго ждать. Помня наставление друга, что самих рыцарей, в отличие от их подручных, не желательно оставлять в живых, он все-таки рискнул и на сей раз стрелял в грудь, рассчитывая, что на крестоносце стальные латы, а потому его выстрел не окажется смертельным. Однако, судя по тому, как рухнул рыцарь, стало понятно: пробил.

Его напарник, несмотря на гневный окрик Петра «Цурюк, поц вонючий!», успел и добежать до странного полуголого человека, и замахнуться на него своим тяжелым мечом, и даже ударить. Но произошло это не из-за медлительности Улана, а потому что Сангре загораживал обзор и стрелять было рискованно. Но здесь его побратим и сам управился в лучшем виде. Огромный двуручный меч был довольно-таки тяжел, отсюда бесхитростный, легко читаемый замах рыцаря. Оставалось выждать до последнего, сделать легкий шаг в сторону — и могучий удар меча пришелся в пустоту, а сам крестоносец, потеряв равновесие, по инерции шагнул вперед.

— Но пасаран! — вдогон ему сердито рявкнул Сангре, от души огрев своего противника палкой по хребту.

Именно в этот момент Улан выстрелил. Получилось изумительно. Полное впечатление, что этого здоровенного мужика сразило наповал прикосновение посоха. Однако в тот самый миг, когда крестоносец медленно повернулся с растеряно-изумленным выражением на лице, Петр ощутил, будто раскаленная игла впилась в его сердце. В груди полыхнуло жаром, но он прикусил губу и успел толкнуть рыцаря посохом, чтобы тот упал в другую сторону. Сердце продолжало колоть, но надо было держать себя в руках, что Сангре и сделал. Повернувшись к остальным немецким воинам, он торжествующе зарычал:

— Ага! Счас я вам всем по ордену с закруткой на спине вручу!

Но пугать никого уже не требовалось — народец и без того, запаниковав, пустился в бегство. Точнее, попытался пуститься. Одного из них Улан свалил у костра, другого близ лошади, еще один успел вскочить в седло, но после очередного выстрела свалился с коня. Четвертый, видя гибель товарищей и поняв, что спастись бегством не удастся, рванулся к Петру. Рыбкой метнувшись к его ногам, он что-то быстро-быстро затараторил. Судя по тону, это явно была просьба оставить его в живых и, скорее всего, обещание верной службы новому владельцу. Разобрал Сангре единственное слово «Вальтер».

— Ну вот, — чуть разочарованно протянул Сангре. — А в песне поется «Дольчен зольдатен нихт капитулирен». Получается, врут поэты. Впрочем, как и всегда. Ну и шо мне с тобой делать, натовец-миротворец?! — он удивленно покрутил головой, весело хмыкнув. — А забавно я закрутил. Почти как людоед-вегетарианец. Да ладно тебе, Парабеллум хренов, — смягчился он и махнул рукой. — Хватит уже наводить глянец на моих берцах. Так и быть, оставлю тебя вместо сапожной щетки, но точно ничего не обещаю, буду поглядеть, — и, оглянувшись в сторону кустов, окликнул замешкавшегося друга: — Эй, где ты там, карающая рука Будды? Пора явить свой лик из заснеженного лотоса.

Улан не заставил себя долго ждать.

— Ну ты прямо Тиль Уленшпигель, — восхищенно заметил Сангре.

— С Вильгельмом Теллем спутал, — морщась, поправил его Улан. — Тиль из другой оперы и вообще больше на тебя смахивает.

— Да неважно, — отмахнулся Петр. — Главное, все пули точно послал, как Робин Гуд. А я, честно говоря, боялся, что у тебя рука дрогнет, — и умолк, озадаченно глядя на почему-то позеленевшее лицо друга. — Ты чего? — поинтересовался он.

— Первый раз… расстреливать довелось, — тяжело выдавил Улан и взмолился: — Слушай, пойду я. Ни к чему, чтоб народ видел, как одного из их спасителей наизнанку выворачивает. К тому же, заслышав небесный гром, сейчас сюда могут заявиться еще одни спасатели…

— Ну и что? — пожал плечами Петр. — Спасибо скажут, горилки нальют, сала настругают на закусь.

— Я о том, что надо срочно спрятать оружие, — пояснил Улан. — А заодно патроны, бинокль и баллончик с газом для зажигалок. Ни к чему свои секреты засвечивать. Ты оставайся здесь, наводи контакты, заодно встретишь прибывающих, а я мигом.

— Полушубок мой вначале принеси, а то холодно, — буркнул Петр.