История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3 - Луи Адольф Тьер

каковое движение могло совершиться в мгновение ока, как только намерения русских станут угрожающими. Эти 80 тысяч французов, в соединении с 50 тысячами саксонцев и поляков, эшелонированных от Варты до Вислы, и 15-тысячным гарнизоном Данцига, составляли внушительную силу в 140 тысяч солдат, совершенно достаточную, чтобы остановить русских, если те вдруг проявят весьма маловероятную активность. За ними должны были тотчас последовать 20 тысяч кирасиров и егерей, а вскоре должен был сформироваться и корпус на Рейне, насчитывавший по меньшей мере 60 тысяч человек. Месяцем позже, в результате присоединения Итальянской армии, германских контингентов и Императорской гвардии, численность сил Империи против России должна была возрасти до 300 тысяч человек. Сомнительно, чтобы русские, даже пожертвовав войной с турками, сумели к тому времени собрать столь же мощные средства.

Если же, как всё предвещало, война становилась неизбежна и откладывалась, Наполеон успевал провести призыв 1812 года и обеспечить себе еще более внушительные силы, ибо мог довести состав полков Даву до пяти действующих батальонов, Рейнского корпуса – до четырех, Итальянского корпуса – до пяти, а все кавалерийские полки – до одиннадцати сотен человек. Благодаря этим средствам он мог располагать 300 тысячами французов и 100 тысячами союзников на Висле, резервом в 100 тысяч французов на Эльбе и 135 батальонами запаса, занятыми в недрах Империи обучением новобранцев и охраной границ. Эта грозная армия должна была повергнуть в трепет всю Европу, опьянить безрассудной гордостью обладателя этих бесчисленных полчищ и, возможно, даже обеспечить триумф его гигантских притязаний, если бы узы, связующие воедино огромную военную машину, не порвались из-за случайностей и по моральным причинам, которые нетрудно было предугадать.

Не ограничившись военными мерами, Наполеон задал сообразное своим планам направление и дипломатии, в особенности в отношении Турции и Австрии. После встреч в Тильзите и Эрфурте, подробности которых англичане со многими преувеличениями передали Порте, турки считали, что Франция оставила их ради России, предав многовековую дружбу. Франция задела не только их самые насущные интересы (в виде дунайских провинций), но и оскорбила их гордость, ибо Наполеон по небрежности оставил без ответа уведомление, которым султан Махмуд, преемник несчастного Селима, извещал его о своем вступлении на трон. Турки едва терпели представителя Франции в Константинополе, обращались к нему только для упреков в том, что называли предательством, и слушали лишь для того, чтобы выказать почти оскорбительное недоверие к его словам.

Наполеон льстил себя надеждой, что положение резко переменится при первом же подозрении о ссоре Франции с Россией: турки вновь станут считать французов друзьями, когда увидят в них врагов русских, и тогда Франции удастся заставить их выслушать предложения об альянсе. Поверенному в делах Латур-Мобуру Наполеон рекомендовал соблюдать в отношении российской миссии величайшую сдержанность; постараться сблизиться с турками, намекнув на охлаждение отношений Франции с Россией; дать понять, что России вскоре придется передвинуть войска с Дуная в другое место, и поэтому туркам следует поостеречься заключать с ней невыгодный для них мир, а напротив, следует продолжать воевать с ней, заключив прочный союз с Францией. Наполеон поручил Латур-Мобуру объяснить им прошлое их же собственными ошибками, жестоким убийством лучшего друга Франции Селима, слабостью и переменчивостью, заставившей их переметнуться к Англии, что и вынудило Францию вступить в союз с Россией. Но то осталось в прошлом, должен был сказать Латур-Мобур, а прошлого больше нет, его надо забыть, и оно не будет иметь никаких неприятных последствий для турок, если они вернутся к Франции и чистосердечно объединятся с ней, ибо так они спасут дунайские провинции, которых может их лишить несвоевременный мир с Россией.

Латур-Мобур должен был действовать не спеша, и когда ссора Франции с Россией не будет больше тайной, то стремление Франции договориться с Портой можно будет представить России как результат ее собственного поведения. Латур-Мобуру было приказано соблюдать крайнюю осторожность и вести себя так, чтобы можно было и отступить в случае непредвиденного сближения с кабинетом Санкт-Петербурга. Его должны были уведомить о минуте, когда отношения с Россией не оставят более надежды на возможность договориться и можно будет действовать открыто.

В отношении Австрии следовало произвести демарши того же свойства и с такой же осторожностью. Затруднений с Веной было меньше, чем с Константинополем, ибо брачный альянс сблизил дворы и народы; ожидавшиеся со дня на день роды императрицы Марии Луизы делали сближение еще более легким и полным. Наполеон отправил с Меттернихом в Вену к тестю самое дружеское письмо, в котором отказывался от важнейшей статьи последнего договора, той, что ограничивала численность австрийской армии 150 тысячами человек. В ответ на это свидетельство доверия Шварценберг дал понять, что союз возможен. Наполеон, отказавшийся от русского альянса так же быстро, как вступил в него в Тильзите, приказал Отто в переговорах с Меттернихом притвориться не понимающим намерений России, выразить обеспокоенность переменчивостью и честолюбием этого двора и горячие сожаления по поводу обязательства Франции предоставить русским дунайские провинции. Отто следовало сказать, что теперь, когда дворы Шёнбрунна и Тюильри связаны брачными узами и ожидается рождение наследника, настало время отказаться от принесения востока Европы в жертву вражде между Францией и Австрией, столь благополучно угасшей. Отто рекомендовалось соблюдать величайшую секретность и крайнюю осторожность в отношении российской миссии в Вене.

Таковы были меры, принятые Наполеоном при первых признаках враждебности со стороны России, враждебности, которую он навлек на себя сам своим легкомысленным отношением к переговорам о бракосочетании с великой княжной Анной, отказом от подписания конвенции по Польше, внушающей тревогу оккупацией Балтийского побережья и странным забвением всякого почтения к близкому родственнику императора Александра герцогу Ольденбургскому. Каковы бы ни были причины такого положения, события оказались непоправимы, и Наполеон, желая быстро подготовиться к противостоянию с Россией, мог теперь уделять Испании только часть внимания и ресурсов. Что до его прибытия на Иберийский полуостров, стоившего множества батальонов, о нем более и думать не следовало. Испанским войскам, оставленным в 1809 году из-за войны с Австрией, а в 1810 году – из-за бракосочетания с Марией Луизой и голландских дел, предстояло обходиться без Наполеона и в 1811 году – из-за подготовки войны с Россией. Что до дополнительной силы в 60–80 тысяч человек, которая могла бы внезапно атаковать англичан в Торриш-Ведраше, о ней при создавшемся положении вещей тем более не следовало думать, ибо речь шла о быстрой подготовке трех армейских корпусов между Рейном и Вислой. Оставалось только более или менее искусно использовать ресурсы, имевшиеся на самом полуострове. С помощью кадров, привлеченных из Пьемонта и Неаполя, Наполеон уже организовал резервную дивизию для Каталонии, дабы ускорить осады Тортосы