От Данте к Альберти - Мери Лазаревна Абрамсон

тесно связывает добродетель с овладением науками. Свое представление о высоком назначении гуманистических занятий, которые призваны воспитать нравственного человека, Бруни выразил в одном из писем. «Пусть твои занятия будут двоякого рода: во-первых, следует овладеть знанием словесности (litterae)… Во-вторых, изучить те науки, которые рассматривают жизнь и нравы и поэтому называются гуманитарными (humanitatis studia), ибо совершенствуют и украшают человека. Твои познания в них должны быть обширными и разносторонними, дабы ты ничего не упустил из того, что может послужить к устроению, украшению и прославлению жизни»{240}.

В отличие от Петрарки Бруни не отвергает естественных наук, но первенство оставляет за философией, так как, по его мнению, естествознание «обладает очень большими теоретическими достоинствами, но не имеет никакой практической ценности»{241}. Как изменится взгляд на практическую ценность естествознания за короткий промежуток времени между Бруни и Леонардо да Винчи!

В «Книге об ученых и литературных занятиях» Бруни первым заявляет о необходимости широкого образования для женщин. Главное место в образовании молодежи наряду с богословием он отводит изучению «того, что сообщают самые выдающиеся философы (т. е. античные философы. — М. А.) о добродетельной жизни, что они пишут о воздержании, умеренности, скромности, справедливости, стойкости, щедрости»{242}. Воспитание нового человека становится основной целью образования. Нравственное воспитание, по его убеждению, должно привить навыки умеренного образа жизни, приучить избегать излишеств. Но идеал умеренности, провозглашаемый первыми гуманистами, не имеет ничего общего с аскетизмом: ее целью является не насильственное подавление чувств и наклонностей человека, а их естественное развитие. В других трудах Бруни, следуя за Аристотелем, который считал добродетельным сочетание щедрости и умеренности, несколько отходит от этого принципа. В самом деле, говорит он, разве не писал Аристотель, что выражением доблести является щедрость (невозможная без богатства), а Марциал — что нужда может ослабить добродетель.

К числу наук, необходимых всем, Бруни относит философию (которая делает людей свободными, так как предписывает, чему надо следовать в жизни, а чего избегать), историю, математику, астрономию, медицину, право, богословие, красноречие, поэзию и музыку. Наряду с новыми предметами здесь и традиционные, но в них, за исключением теологии, вкладывается иное содержание. Сравнивая гражданское право с гуманистической наукой, Бруни доказывает превосходство последней, несмотря на то, что занятия правом прибыльнее: гуманистические науки «всецело устремлены к формированию добродетельного человека, и нельзя вообразить себе ничего полезнее; гражданское же право не имеет никакого отношения к формированию добродетельного человека»{243}. Самым решительным образом порывая со средневековыми представлениями, он считает человека склонным к добру и говорит о необходимости развивать эту склонность.

Наконец, не подавление физической стороны человеческой природы (идеал аскетизма), а упражнения, укрепляющие здоровье и силы человека — верховая езда, бег, гимнастика, — объявляются необходимыми для образования.

Таким образом, основной целью образования становится формирование добродетельного и гармонически развитого человека, а для этого, как утверждает Бруни в трактате «О воспитании юношей», необходимо сочетать обучение наукам с нравственным и физическим воспитанием. «Петрарковский бином философия-красноречие Бруни фактически заменяет идеалом синтеза studia humanitatis с гражданским и политическим образованием»{244}.

Как и его учитель Салютати, Бруни считает Флоренцию образцовым городом, поскольку в ней, полагает Бруни, все граждане равны, а «только в равенстве коренится истинная свобода»{245}.

В раннем историческом сочинении «Похвала городу Флоренции» Бруни воспевает ее республиканский образ правления. «Ни в каком другом городе нет такой свободы, равного положения людей высокого и низкого звания», — восклицает он{246}.

Значительно больший интерес представляет написанная им позднее «История флорентийского народа в 12 книгах». Этот труд, над которым Бруни работал последние 30 лет своей жизни, но не успел закончить, положил начало гуманистической историографии.

Радикально меняется главное — сама концепция истории. Средневековые хронисты исходили из провиденциализма, понимая его, впрочем, по-разному: одни из них верили в то, что бог предусмотрел судьбы человечества лишь в общих чертах, другие — что он постоянно вмешивается в жизнь народов и отдельных людей, карая зло, спасая праведников от козней дьявола.

Рассказами о подобных чудесах пестрят все средневековые хроники. Человек в большей или меньшей степени — орудие либо бога, либо сатаны и играет в их противоборстве пассивную роль.

Поскольку гуманистическому самосознанию было свойственно восхищение греко-римской античностью и представление о средневековье как о времени варварства, глубокого упадка культуры, а о своем времени — как об эпохе нового расцвета наук и искусств, закономерно трехчленное деление истории, принятое Бруни{247}. При этом история из арены борьбы бога и дьявола превращается в поле деятельности самого человека. Бруни первым написал исторический труд, основанный на этой концепции. Начатая им секуляризация истории получит позднее, в XVI в., еще более полное выражение в трудах Макьявелли и Гвиччардини.

Свой труд Бруни начинает с Римской республики времен Суллы. Основное внимание уделяется новой эпохе — тому времени, когда, по мнению гуманистов, вновь засиял свет после долгих сумеречных столетий. Восемь книг из двенадцати посвящены истории Флоренции XIV столетия (Бруни успел дойти до 1402 г.). Впервые проводится четкая грань между античностью и средними веками, эта грань — падение Римской империи.

Рассказывая о конкретных событиях, Бруни исключает легенды и чудеса. В источниках, главным образом хрониках, он пытается отобрать наиболее достоверный материал и выявить внутренние связи между событиями. С тем, что движущей силой исторического процесса становится сам человек, связана и своеобразная форма, заимствованная Бруни у Тита Ливия и других античных историков. Драматизируя историю, он включает в повествование вымышленные длинные речи, которые якобы произносили те или иные исторические деятели. Этот прием, широко применявшийся и последующими гуманистическими историками (так называемой риторической школы), в основном объяснялся стремлением Бруни ярче выразить индивидуальность людей, выявить мотивы и побуждения, лежавшие в основе их деятельности. В конкретном описании политической истории Флоренции Бруни по-прежнему проявляет приверженность республике. Поведение грандов, как и тех влиятельных пополанских родов, которые с конца XIV в. постепенно устанавливали во» Флоренции олигархический строй, вызывает у гуманиста решительное осуждение. Крайне враждебно — как время анархии, насилия и грабежей — описывает он восстание чомпи в 1378 г., делая характерный вывод об опасности захвата «чернью» хотя бы небольшой власти, ибо в таком случае не удастся помешать им решиться на большее.

Если Петрарку история интересовала лишь в культурном и этическом аспектах, то для Бруни содержание его исторических трудов и применяемый им метод — орудие непосредственного воздействия на политические и социальные отношения современности. «История флорентийского народа» получила такую широкую известность, что во время пышных похорон Бруни на грудь ему положили именно этот труд.

Весьма типичен для Бруни