Зимняя жатва - Серж Брюссоло

Цеппелин дрожал, испуская жалобные стоны обиженной дворняжки. Мальчик попытался его приласкать, но тот отстранился. «Моя первая мина!» — подумал Жюльен, доставая из сумки прутик с привязанным к нему желтым лоскутом. В конечном счете все оказалось несложным. Для полного триумфа неплохо бы ее обезвредить, но это выходило за рамки его возможностей: в армии он не служил и не знал устройства мин и механизма их действия. Впрочем, не зная ничего, он только что применил на практике собственную оригинальную методику их обезвреживания. Поскольку снаряды взрывались только при давлении на них сверху, то, следовательно, было не очень опасно держать их в руках. Оставалось лишь прийти сюда с тележкой, выкопать мины из земли, переправить их на берег и сбросить в пустоту. Взорвутся они сотней метров ниже, ударившись о скалы. Так он и поступит.

На глаз Жюльен оценил вес металлического диска, которого почти касался носом, и прикинул, хватит ли у него сил, чтобы извлечь его из земли. Хватит.

Безумная радость заплясала в нем. Что там жалкие петарды, которые они взрывали в День взятия Бастилии! Он представил, как подвозит мину в тележке деда к краю пропасти, где берег уходит вниз с головокружительной крутизной. Бросить и немедленно убраться. Главное — не поддаться соблазну посмотреть, как они взорвутся, ведь воздушная волна подбросит обломки скалы высоко вверх. «Я навожу порядок в своем хозяйстве», — подумал Жюльен с гордостью. Так он и сделает, будет трудиться не покладая рук, день за днем. Если крестьяне очищают поля от камней, то он, Жюльен Леурлан, освободит от мин свои земли, причем без всякой посторонней помощи, утерев нос проклятым Горжю! Очень важно сделать четкую разметку поля и обозначать вехами уже обработанные участки.

В то утро благодаря исключительному чутью Цеппелина он обнаружил местоположение еще двух мин, после чего решил вернуться: прошло много времени, и собака начала проявлять беспокойство. По дороге домой мальчик стал подсчитывать, сколько недель уйдет на полное разминирование его владений из расчета три мины в день, но в математике он никогда не блистал и быстро запутался.

Вернувшись, он тщательно смазал ось тележки, чтобы ее можно было везти, не опасаясь, что скрип колес разбудит Клер.

День выдался теплый, погожий. Продукты, взятые в доме, где поселилась бомба, положили конец их постоянному недоеданию. Жюльен, слегка шокированный своим открытием, вскоре обнаружил, что мать любит вино. После завтрака она медленно выпивала стакан пуи-фюиссе[23]с блаженной миной монашки, чей стоицизм в одночасье был испепелен всемогущим соблазном. Прикрыв веки, Клер наслаждалась ароматом напитка и подносила его к губам с жадностью, которая совсем не нравилась мальчику. «Интересно, где она набралась сибаритских привычек? И кто ей в этом помог?» — подумал он. После выпивки мать обычно погружалась в сладостное оцепенение, с полуулыбкой на губах заваливалась на солому, и под жаркими ласками солнца кожа ее покрывалась капельками пота, которые ручейками стекали в ложбинку груди. Вот как! В суровые годы она сделалась ценительницей редких вин, в то время как другие довольствовались скверным кофе из жженого ячменя и питались кошатиной! Поведение матери вызывало у Жюльена раздражение, ему хотелось схватить ее за плечи, встряхнуть как следует и прокричать прямо в ухо: «Очнись! Очнись же! Перестань дурачиться и строить из себя девчонку. Ей-богу, можно подумать, что из нас двоих двенадцать лет — тебе!»

Когда же Клер предлагала добавить в стакан с водой немного сухого вина, потому что, по ее мнению, эта смесь лучше утоляет жажду, он отказывался наотрез. Его так и подмывало бросить ей в лицо: «Я-то обязан сохранять здравый рассудок в отличие от тебя! Сапер не может позволить себе играть в помещика, поджариваясь на солнышке и изнывая от скуки». Он едва сдерживался, чтобы не поддаться искушению. Не опилками же, в конце концов, набита у нее голова! Неужели мать не в состоянии оценить угрозу, исходящую от семейства Горжю, чудовищность их притязаний? Иногда мысли в голове мальчика звучали еще грубее. «Идиотка, — думал он, подхлестываемый безмолвным гневом. — Пока ты пьянствуешь, папаша Горжю примеривается к твоей заднице, уже видя тебя в своей постели! Ведь скоро нагрянет зима, верно? Не возьми я все в свои руки, ты бы уже отчаялась, сдалась, пошла в прислуги, только чтоб не замерзнуть!»

Пила вино Клер, но взвинчивало оно Жюльена. С неприязнью замечал он у матери какую-то чувственную расслабленность во всем, склонность к роскоши и комфорту, поиску легких путей. Уже сейчас трудовой пыл первых дней практически сошел на нет, в огороде она работала без прежнего рвения, часто делала передышки. Но правда и то, что она действительно уставала — ведь привычки к постоянному труду, а тем более к таким авралам, у нее не было, к тому же погожие летние дни располагали к безделью. Сам он, напротив, был приятно удивлен, обнаружив, что оказался сильнее, чем предполагал. Часто, глядя на поле, обнесенное колючей проволокой, мальчик говорил себе: «Все это принадлежит мне, и никому другому принадлежать никогда не будет!»

Теперь Жюльен каждый день вставал затемно и выходил, стараясь не разбудить Клер. Цеппелин уже ждал хозяина, сидя возле колодца, — верный сообщник, которого ни разу не остановил страх.

И вот пришло время, когда мальчик решил избавиться от первой мины. К этому времени он установил местоположение пятнадцати снарядов, но все оттягивал момент транспортировки, ибо догадывался, что здесь-то и заключалась главная опасность. Как только смертельный груз окажется в тележке, достаточно одного неверного движения или небольшой поломки, чтобы случилось непоправимое.

В то утро он поднялся задолго до рассвета, почти на ощупь выбрался из хижины и пошел, толкая перед собой тележку. К счастью, хорошо смазанная ось не производила никакого шума. Дойдя до места, где в проволоке был проделан лаз, Жюльен зажег переносную лампу и протиснулся в отверстие. Он вспотел, и ему долго не удавалось вытащить мину — влажные пальцы лишь скользили по поверхности. Пришлось сделать подкоп побольше, и наконец зловещая серая кастрюля была извлечена. Мина оказалась тяжелее, чем он думал, никакой ручки для транспортировки не предусматривалось. На несколько минут мальчиком завладел непередаваемый, абсолютный ужас — столько времени ему понадобилось, чтобы достать металлический диск из его гнезда и перенести на тележку. Образ разорванного на куски Адмирала вытеснил из сознания все остальное. Не предстояло ли ему умереть так же, в ослепительно-желтой вспышке, пронзенным вертикальной молнией, которая испепелит его тело?

Двигая тележку со смертельным грузом, Жюльен устремился к лесу Крендье. Он валился с ног от изнеможения. Взошло солнце, и можно было погасить лампу. Цеппелин, обезумевший от близости снаряда, бежал рядом, делая большие скачки. Мальчик попытался успокоить его ласковыми словами, но несчастное животное, очевидно, понимало только немецкую речь.

Они вошли под плотный навес деревьев, куда почти не проникали солнечные лучи. Это была самая трудная часть пути: в полутьме легко соскользнуть с тропинки и опрокинуть тележку в канаву. Ударься мина о камень, и произойдет катастрофа. Мальчик обливался потом, ему страшно хотелось пить, и он проклинал себя за то, что не догадался захватить флягу с водой. Ему казалось, что язык распух и сделался таким же огромным, как у Цеппелина.