Порванная струна - Наталья Александрова

– Ну уж это вы преувеличиваете, – неуверенно началаНадежда, – могла же она по телефону кому-нибудь сообщить.

– В том-то и дело, что нет! – страстно закричалаЗинаида. – Те, ее родственники, когда уезжали, то телефон отключили, чтобыона по междугородному не разговаривала.

– Не мучайте себя, – решительно сказала Надежда, –сами же говорите, что не больно-то она прислушивалась к вашим замечаниям. Сталобыть, и затравить вы ее не могли. А когда это все случилось?

– Третьего дня, – угрюмо ответила Зинаида. – Тоесть нашли ее третьего дня. С работы ее пришли – говорят, она уже несколькодней не появляется. Звонили в дверь, стучали, потом сломали, а там… – Зинаидаснова вытерла глаза. – Она в филармонии работала и еще в каком-то ансамблеиграла. Вызвали «скорую», да что толку…

– А с чего врач взял, что инсульт у нее?

– А он сразу поглядел, зрачки проверил и говорит: раз лицосинее и руки как-то не так закоченели – значит, инсульт.

– Но все же должно быть официальное заключение, а не наглазок! – упорствовала Надежда, потому что ей очень хотелосьясности. – Вскрытие делать будут?

– Откуда я знаю? – устало вздохнула Зинаида. – Тутдело в том, что родственников у нее здесь никаких нет. Вроде бы на работезнают, куда сообщить. Да пока там дойдет… А нам ведь никто отчет давать небудет ни в больнице, ни в милиции.

– Милиция приходила?

– Были вчера тут двое каких-то, – неохотно отвечалаЗинаида. – Меня в понятые позвали да еще Ивана Феоктистовича из квартирырядом с той, где Аня умерла… Это днем было, больше никого не застали. Два часас лишним проторчали мы в той квартире.

– Что так долго делать? – удивилась Надежда. –Девушка-то давно умерла, в морг свезли.

– Ох, Надя, ты и не представляешь, до чего у них тамбюрократия развита! Писали отчеты какие-то, обыск делали.

– Да зачем обыск? Разве они что-то подозревают?

– Вот и Иван Феоктистович о том же спрашивал. А он,милиционер-то, окрысился так и говорит: не вмешивайтесь, мол, не в свое дело.Порядок, мол, такой: раз умерла скоропостижно, стало быть, нужно расследовать.А вдруг окажется, что это не инсульт, а самоубийство? Тогда, может, она запискуоставила или еще какие вещи найдутся, которые могут свет на это дело пролить.

– Ну и как, нашли они что-нибудь? – поинтересоваласьНадежда.

– Да какое там! Все вещи перерыли, боюсь, как бы деньги иличто ценное не слямзили.

– Ну уж, – усомнилась Надежда, – они же самимилиция…

Зинаида только рукой махнула – видали, мол, всякое!

– Столько времени потеряла, – продолжала она, –сидим там, как куры на насесте, – ни уйти, ни выйти. В туалет захотела –так и то постеснялась. Разговариваем тихонько с Иваном Феоктистовичем, он иговорит, что последний раз видел Анну дней за пять до этого, и показалось ему,что очень она плохо выглядит – бледная как тень. Он еще подумал, что вот,перегуляла девка. Но говорить ничего не стал, о чем и жалел, потому что, еслибы она ему на здоровье пожаловалась, он бы ей, может, лекарства какие дал. Онсам-то давно на пенсии, за семьдесят ему, и один инсульт перенес уже. Я,говорит, знаю, как с этой сволочью бороться…

– Кто же мог предполагать… – протянула Надежда.

– Да, а меня вот совесть отчего-то мучает… – вздохнулаЗинаида Павловна, она вообще очень много вздыхала. И выглядела не очень, ноНадежда отнесла это на счет расстроенных нервов. Еще бы, не каждый день соседискоропостижно умирают!

– Просидели мы так два часа, а потом милиция дела своизакончила и собираться начала. Спрашиваем мы, что дальше будет, а они иотвечают, что дверь сейчас опечатают при свидетелях, при нас то есть. А когдахозяева вернутся, им ключи отдадут. Вот так, значит. Тут я и попросиларазрешения цветок на время взять – погибнет ведь без полива. Они с подозрениемна меня поглядели, но разрешили. Хотя что цветок, если хозяйка погибла… – Зинаидаопять повесила голову. – Очень тяжелая там атмосфера, от милиции, чтоли, – размышляла Зинаида. – Как пришла я домой, так и слегла.Слабость такая, голова болит, перед глазами круги красные.

– Ну, приободритесь, – возмутилась Надежда, – выже всегда держались молодцом!

– А Ивану Феоктистовичу вечером «неотложку» вызывали, –сообщила Зинаида, – сказали – спазм сосудов…

«Совсем расклеились старички», – подумала Надежда, новслух ничего не сказала, чтобы еще больше не расстраивать Зинаиду.

Она распрощалась с хозяйкой, сказала, что позвонит завтра, изаторопилась домой.

«Однако что такого полезного я выяснила? – размышлялаНадежда, торопливо обходя лужи. – Единственный человек, который мог что-торассказать про убитую Марианну Ковалеву, сам сыграл в ящик. Хотя, возможно, Аняничего и не знала про убийство Марианны. То есть знала, что ее убили, но никакс этим не связана. Но вот совпадение смертей…»

В своей богатой криминальными загадками жизни НадеждаНиколаевна Лебедева привыкла не доверять совпадениям. Но в данном случаеприходилось смириться, потому что всем известно, что болезнь придет – неспросит. И запросто может поразить как столетнего старика, так идвадцатичетырехлетнюю молодую женщину. С меньшей вероятностью, конечно, номожет.

«Вот если бы она была убита ножом… – почти мечтательноподумала Надежда, – или ее бы задушили… тогда можно было бы сначалапоразведать кое-что самой в этом направлении, а потом идти к следователюГромовой, предъявить ей фотографии дома и обратить ее внимание на тот факт, чтоподруга убитой Марианны тоже убита. Но девушка умерла от инсульта, и нетникаких доказательств насильственной смерти. А жаль…»

Тут Надежда рассердилась на себя за неуместные мысли изаторопилась домой к коту, потому что муж, как обычно, должен был прийтисегодня поздно.

В голосе скрипки звучало глубоко затаенное страдание, горечьодиночества, трагедия неразделенной любви. Казалось, инструмент поет обезлунной осенней ночи, бесконечной дороге среди пустынных, безрадостныхравнин, дороге без цели и без надежды… Тоскливый ветер, заблудившийся в мрачныххолмах, в темных безлиственных рощах…

Мелодия оборвалась на горькой томительной ноте, но мужчинаеще долго сидел перед магнитофоном, слушая наступившую тишину, в которой,казалось, еще звучали горькие аккорды скрипичной пьесы.

Незнакомая тревога наполняла его сердце. Он не понималпричины этой тревоги. Прежде эта скрипка приносила ему только радость,умиротворение, придавала смысл его жизни. Прежде жизнь его была служением,беззаветным служением… Это служение делало ее осмысленной, придавало ей цель…Неужели в действительности эта дорога ведет в никуда, как та дорога средимглистых холмов, которая привиделась ему под звуки скрипки? Нет, этого не можетбыть!

Он вынул кассету из магнитофона и спрятал ее во внутреннийкарман пиджака.