Кардинал Ришелье - Петр Черкасов

Рюццелаи договорился с д'Эперноном. что Мария Медичи бежит из Блуа под защиту герцога, вместе с которым начнет собирать армию для военного выступления. Первая часть плана была осуществлена 22 февраля 1619 г., о чем сразу же стало известно двору. На чрезвычайном заседании Королевского совета встал вопрос о вооруженном выступлении против новоявленных мятежников, но старый Жаннен, поддержанный противниками де Люиня, сумел убедить короля не спешить с этим. Он сослался на возможность вмешательства Испании на стороне Марии Медичи в случае гражданской войны. К тому же, по его мнению, не исключено было и выступление гугенотов, которые не упустили бы удобного момента для укрепления своих позиций. Тем не менее вопрос о военных действиях против мятежников не был снят, его лишь отсрочили.

Именно в это время при дворе осознали ошибку, допущенную в отношении епископа Люсонского. Кто знает, возможно, мятеж не вспыхнул бы, если бы Ришелье по-прежнему находился при Марии Медичи. Мысль эта была умело подсказана отцом Жозефом и придворным каноником де Ла Кошером самому Людовику XIII, который и распорядился вернуть королеве-матери ее любимца. Ришелье с самого начала понял истинные мотивы снятия опалы и еще раз имел случай убедиться в великой силе терпения и выдержки. По выражению одного из биографов Ришелье, он «выиграл партию в тот самый момент, когда она казалась ему безнадежной».

«Тотчас же по получении депеши от Его Величества, несмотря на плохую погоду — ужасный холод и глубокий снег, — вспоминал Ришелье, — я выехал из Авиньона, готовый повиноваться тому, что мне предписано».

В те времена редкое путешествие обходилось без приключений. Не избежал их и Ришелье. На него напали солдаты губернатора Лиона д'Аленкура. Лишь письмо, подписанное самим королем, спасло Ришелье от ареста по обвинению в государственной измене. Тем не менее епископа держали под стражей до тех пор, пока сам губернатор не опознал его. «Он принес мне глубокие извинения, — писал впоследствии Ришелье, — я их принял, и после совместного с ним обеда я продолжил свой путь».

Дороги Оверни, по которым следовала карета епископа Люсонского, были покрыты мокрым снегом, что крайне затрудняло продвижение. В пути Ришелье написал письмо Марии Медичи. Он сообщил о своем приезде, а также о своей миссии — примирении матери и сына ради «блага всех добрых французов». Он посоветовал королеве отказаться от сомнительных услуг «заинтересованных» в конфликте лиц и «спасти короля и родину от катастрофы». Любопытно, что Ришелье использовал слово «la patrie» («родина»), не употреблявшееся в тогдашнем политическом лексиконе. Он посылает письмо с верховым курьером, а сам неспешно продолжает свой путь.

* * *

27 марта 1619 г., год спустя после начала авиньонской ссылки, Ришелье прибыл в Ангулем. В тот день шло заседание Совета королевы-матери. Узнав о приезде Ришелье, она приказала немедленно пригласить епископа. Войдя в зал и встретившись глазами с Марией Медичи, Ришелье понял, что не забыт. Сказав несколько приветственных слов, епископ откланялся, сославшись на усталость и необходимость привести себя в порядок после длительного пути. Едва за ним закрылись двери, как среди членов Совета разгорелся спор, следует ли допускать епископа к работе Совета и можно ли ему после всего доверять. Мария Медичи поспешила прекратить дебаты, объявив заседание закрытым. В тот же день она беседовала с Ришелье наедине. Как вспоминает сам Ришелье, он заявил королеве, что «не имеет ни малейшего желания вмешиваться в текущие дела, ибо мне кажется разумным, чтобы их успешно завершили те, кто начинал».

Таким образом, с самого начала Ришелье обеспечил себе свободу действий: не войдя в Совет, оставил за собой право критиковать его решения. Более того, действуя через королеву, он имел возможность влиять на решения Совета. И при этом никакой ответственности. Ближайшее окружение королевы недоумевало: епископ Люсонский присутствовал на заседаниях Совета, но брал слово в исключительных случаях, когда его настойчиво просили высказаться, причем делал это как бы нехотя, уступая обстоятельствам. «Я был намеренно немногословен», — признавался впоследствии Ришелье. Правда, ложная скромность была отброшена, когда поинтересовались его мнением о дальнейшей линии действий. Ришелье поспешил довольно твердо заявить, что поскольку сил у королевы-матери явно недостаточно, то самым лучшим решением было бы «заключить соглашение с двором, а не раздражать его». Мария Медичи поддержала епископа. Всем стало ясно, что партия Рюццелаи проиграна бесповоротно. Это понял и сам флорентиец, поспешивший под благовидным предлогом покинуть двор своей недавней благодетельницы.

Тем временем король намеревался двинуть на Ангулем армию во главе с Шомбергом, который был не только умелым дипломатом, но и способным военачальником. Сделав последний шаг к примирению, Людовик XIII направил к матери двух своих представителей — де Бетюна, брата Сюлли, и де Берюля. Чуть позже к ним присоединился кардинал де Ларошфуко.

Ришелье употребил все свое влияние на королеву-мать, чтобы склонить ее к окончательному примирению с сыном при условии предоставления соответствующих гарантий уважения ее королевского достоинства. В конце концов ему удалось убедить Марию Медичи. Оставалось решить ряд вопросов, в том числе и вопрос о возвращении королевы в Париж.

К 11 июня 1619 г. участники переговоров достигли соглашения. Мария Медичи получила в управление провинцию Анжу с замками по берегам Луары; герцог д'Эпернон, объявленный ранее изменником, был подтвержден во всех своих титулах и званиях. Не забыли и активного участника переговоров епископа Люсонского: он мог выбирать между главенством в Совете королевы-матери и возвращением в свою епархию. Брат епископа маркиз де Ришелье был назначен военным губернатором Анжера, где должен был временно разместиться двор королевы-матери.

Ришелье мог быть удовлетворен: о нем не только вспомнили, о нем вновь заговорили — он сумел отличиться на важных переговорах. Иностранные послы поспешили сообщить в свои столицы о новом возвышении епископа Люсонского.

И вдруг неожиданный удар. 8 июля 1619 г. на дуэли с де Темином, капитаном гвардейцев королевы, убит маркиз де Ришелье. Он был сражен ударом шпаги в самое сердце, успев лишь воскликнуть: «Господи, прости меня!» Со смертью бездетного маркиза угасла и надежда на прямое продолжение рода.

Ришелье тяжело перенес утрату. «Никогда не испытывал я большей скорби, чем при известии о смерти моего любимого брата», — писал он в дневнике. В письме к отцу Коттону он доверительно сообщал: «Скорбь владеет мною до такой степени, что я не могу ни разговаривать, ни переписываться с моими друзьями».

Маркиз де Ришелье не оставил брату ничего, кроме долгов. На ставший вакантным пост военного губернатора Анжера Ришелье сумел провести другого своего родственника — дядюшку де Ла Порта, командора Мальтийского ордена. Епископу удалось назначить своих людей во все крепости и замки, отошедшие к Марии Медичи. Казалось бы, Ришелье мог быть доволен той ролью, которую сыграл в примирении королевы-матери и Людовика XIII. Он был отмечен всеобщим вниманием. Однако не сбылась самая заветная мечта, которую он давно лелеял, — кардинальство. На переговорах с сыном как одно из условий примирения Мария Медичи ставила вопрос о кардинальском сане для своего любимца. Представителям короля, действовавшим по строгим указаниям де Люиня, удалось отделаться уклончивыми обещаниями.