Долина колокольчиков - Антонина Крейн

Нет. Все было, как всегда. Единственное — меня мучал страшный голод.

Я обнаружила, что лежу на втором этаже, в спальне, где провела первую ночь своего приключения. Окно было приоткрыто, кружевные занавески слегка шевелились на ветру, по ним плясали лунные отблески — любопытные гости ночи. С кровати я видела крышу дома напротив: заваленная снегом, будто кремом, она как-то празднично искрилась под высоким звездным небом.

В комнате было очень холодно. Но одеяло на мне — огромное, тяжелое, как грозовое облако, забывшее сесть на дождевую диету, — грело наиуютнейше.

На тумбочке возле кровати я и вовсе обнаружила настоящее чудо… А именно: такой великолепный и огромный сэндвич, что мой желудок заурчал сначала радостно, а потом — испуганно.

Я взяла сэндвич двумя руками и с вожделением вгрызлась в беднягу. Идеальный и теплый хлеб (пшеничный, привет дровосеку Джеку), рыбные ломтики (Травкёру привет!), множество свежих овощей и горчица. Ох, небо голубое! Я и не думала раньше, что я — внебрачная дочь жраль-акулы и Кадии.

Так, поели, можно дальше анализировать.

Вон кресло в углу. Судя по тому, что подлокотники завалены книгами, обертками от конфет и апельсиновой шкуркой, а на спинке балансирует один из свитеров Голден-Халлы, смятый в форме подушки, сыщик ночевал и обедал там.

А как долго я здесь нахожусь, интересно?.. Из нескольких цепочек на моей шее (их количество неумолимо растет в последнее время, «с кем поведешься», если вы понимаете, о чем я), я выудила ту, что с часами.

Фью-ю-ю… Я продрыхла трое суток! Обалдеть. Хорошо хоть, это всего лишь «долинные» сутки — во внешнем мире не сдвинулось ни секунды.

Я покрутила головой, но, увы, рядом с моей кроватью не нашлось никакого золотого шнурочка для вызова призрачных слуг или для томного сообщения Берти — дескать, я проснулась, аллилуйя, — поэтому я осторожненько села. Потом встала. Набросила вязаный свитер поверх шортов и майки и подошла к окну: закрыть его, пока меня не свалило заново — на сей раз с банальной простудой.

Каково же было мое удивление, когда я увидела на карнизе следы.

Их цепочка тянулась вдоль стены трактира, потом ловко перепрыгивала на соседнее здание и терялась вдалеке. Отпечатки были знакомые: псевдотанцующие, идейно легкие.

Ну приплыли! И с какой, интересно, радости Голден-Халла превратился в белку-попрыгунью? Неужели ему так надоело созерцать мою спящую тушку, что он решил выйти в окно?

Я оделась полностью, в уже привычным мне стиле капусты. Пожала плечами и отправилась на поиски сыщика.

* * *

Уже первый прыжок с крыши на крышу вызвал у меня глубочайшие сомнения.

Я не была уверена, что перелечу. В животе был сэндвич, на плечах — шуба, в голове — чуть туманно после болезни. А внизу, по темному переулку, туда и сюда шастал призрачный крестьянин с вилами наперевес. И если мужичок просто лопнет, как морок, при встрече со мной, то вилы могут стать проблемой.

В итоге я спустилась по приставной лесенке, очень удачно обнаруженной у стены трактира. Пересекла улочку пешком и уже прикидывала, как бы мне вскарабкаться на новую крышу, когда меня окликнули.

— Вы очнулись! — сказал силль-возница.

Сказал равнодушно, а не радостно, что, признаться, меня задело. Я мигом вспомнила его спокойное «не жилец», которое до сих пор эхом отдавалось где-то внутри меня.

Я обернулась. Дух гор, он же извозчик, он же первый и пока единственный клиент курьерской службы «Берти&Тинави» читал в каминном зале трактира, сидя в большом кресле у распахнутого окна. Со своего ракурса силль видел всю улицу — аккурат кроме того угла здания, где я слезла с крыши.

— Очнулась! — кивнула я.

— А где ваш попутчик? — спросил дух.

— Он в моей комнате, — я соврала раньше, чем успела обдумать такое решение всесторонне. То ли мне постепенно передается волшебная «чуйка» наставника, то ли я просто анализирую факты быстрее, чем осознаю. — Берти читает. А я пытаюсь найти, эээ, удобства.

— Вообще-то туалет у нас внутри, — удивился силль. — Справа от обеденного зала. Да и на втором этаже есть.

— Ох. Точно. После операции я плохо соображаю, — горько повинилась я.

— Это видно, — флегматично кивнул возница, заработав еще минус балл. — А как вы прошли сквозь обеденный зал? Я не слышал, чтобы трактирщица гроголавкала вам.

— Делала что?

— Гроголавкала, — хрустально-голубые глаза духа оставались безмятежными. — То есть предлагала лавку и грог, как у нее заведено.

Я фыркнула: ну вот, еще один магистр прикладной лингвистики по мою душу! Где там Дахху — срочно нужно записать это призрачные жаргонизмы.

И, кстати, да. Видимо, поэтому Берти и полез по деревне поверху — чтобы госпожа-из-таверны своим громогласным добродушием не выдала его «начальству»…

— Наверное, вы увлеклись книгой и не услышали, — я беззаботно пожала плечами. — Хозяйка трактира выступила в лучшем свете, как и всегда.

Откланявшись, я под задумчивым взглядом извозчика пошла «обратно» к главному входу. Завернула за угол и решительно распахнула дверь в таверну. Трактирщица стояла у прилавка в полной боевой готовности: то есть с застывшей улыбкой на лице и подносом в руках.

— ПРИСЯДЬТЕ НА ЛАВКУ ДА ВЫПЕЙТЕ ГРОГУ! — мгновенно отозвалась она.

И я захлопнула дверь с чувством выполненного долга. Потом тихонько вернулась к лестнице, в свою комнату, и вновь упрямо поползла в окно…

Не знаю, почему Берти скрывается от извозчика, но поддержу игру.

* * *

Сыщика я увидела сразу же: он уже возвращался, двигаясь мне навстречу.

Это было красиво: глубокая темнота звездной ночи, синевато-белые крыши, усыпанные сахаром небес, и ало-золотистый силуэт Голден-Халлы. Лоскутное пальто саусберийца хлопало подолом, когда Берти ловко перескакивал с дома на дом: то ли как игривая лисичка, впервые в жизни увидевшая зиму, то ли как ассасин, получивший внеурочный выходной, но по инерции продолживший погоню.

— Отлично смотришься! — похвалила я. — Хоть на рекламе Ночного клана тебя рисуй.

— Ого, ты уже проснулась! — Берти ахнул, заметив меня.

Он длинным прыжком преодолел последнюю узкую улочку перед трактиром и вскарабкался на конек, где я сидела на трубе, как ворон, поджидая его.

— Ты выздоровела быстрее, чем я думал. Ура твоему отличному иммунитету! — улыбнулся Берти.

— Нет. Ура моему замечательному донору! — не согласилась я. И, воздев руки, торжественно продолжила, чувствуя себя кем-то вроде печного полководца: — Ты спас мне жизнь, Бертрам Голден-Халла. Дотащил до деревни, додумался позвать Королеву и — малинка на торте — поделился своей искрой! И если первые два пункта говорят о твоем здравомыслии, то последний — наоборот! Но я рада, что ты такой чокнутый и щедрый парень. Ты сам вообще как: нормально себя чувствуешь? У тебя же самого теперь дыра в искре, получается?