Долина колокольчиков - Антонина Крейн

День рождения нового силля… Но, надеюсь, не новых проблем!

Мы с Голден-Халлой ехали параллельно до самого Авириаса — последнего горного города Севера.

За ним кончается Норшвайн и начинаются холмы княжества Вухх. А еще — расходятся торговые тракты по всем сторонам света.

Перед городскими воротами мы отпустили коней, попрощались с феечками. По очереди, держа дистанцию, зашли внутрь.

Там нас встретили высокие деревянные башенки, ледяные фигуры, ярмарки, дегустации сыров и — главное — огромная, бурлящая тусовка лыжников и сколозкистов. Отовсюду доносились музыка и смех.

Я с любопытством крутила головой: Авириас в любой сезон похож на нескончаемый праздник, ведь сюда в отпуск приезжают со всей Лайонассы.

На местных улочках, пахнущих выпечкой, воском для досок и имбирём, я даже встретила пару шолоховцев, выходцев из Дома Дерзающих.

Они всучили мне карту города, рассказали, что здесь как устроено и строго велели везде торговаться. Приглашали покататься с ними пару дней, но я отказалась: мне давно уже пора домой.

В том числе соотечественники поведали о кафе под названием «На веранде Вселенной».

Это была открытая площадка — деревянный настил, висящий, как балкон, на одной из гор, у подножия которых раскинулся город. В кафе вел смешной дубовый фуникулер. И что заинтересовало меня больше всего — ширина террасы значительно превосходила пятьдесят метров…

Услышав об этом, я пошла прямиком туда.

И, да, теперь на одном краю веранды Вечности устроилась я, а на другую сторону чуть позже пришел Бертрам Голден-Халла.

Мы сидели, наполовину повернувшись к солнцу, и еще наполовину — друг к другу. Между нами кипела веселая отпускная жизнь:

— А я сегодня поехал сквозь Черный Лес, представляете?! В какой-то момент на меня напали пикси, пришлось прямо на лыжах огрызаться заклятьями!

— А я нашел грот, а в нем, д`гарр их подери, рубины! Торчат из стен! Я уж думал выковырять штучку, но тут гномы повылазили!

— А кто-нибудь пойдет на пост-каталковую вечеринку на крыше Приюта Паломника?

Я поставила локти на парапет и залюбовалась горами: голубоватыми и розовыми, сиреневыми и персиковыми, тающими в нежной дымке.

Передо мной на столе — деревянном и массивном, рассчитанном на большую компанию — стояла кружка великолепнейшего горячего шоколада. Взбитые сливки на нем густились не хуже, чем снежные шапки Ротхорна.

Подошла официантка. У нее в руках была коробка из кожевенной мастерской, под бечевой — просунута записка. Официантка проворковала на местном диалекте:

— Это вам от вон того херра! — и протянула подарок мне.

Я фыркнула от неожиданности, утерла сливочные усы и прочитала: «Хей-хей! Я еще в первый день нашего знакомства обещал проследить за тем, чтобы у тебя была нормальная обувь. Пришлось выбирать самому, м-да. Надеюсь, я угадал с размером. Если нет — облей раскаленным металлом, набей соломой и поставь в саду как памятник нашим приключениям. Скорее всего, тогда в сапогах заведутся кристивлинки — а это милые создания и прелестно поют. Вроде в Шолохе они тоже водятся. Кстати, дашь мне свой почтовый адрес?».

Вместе с той же официанткой я отправила Берти ответ и, заодно, эпичнейший имаграф, сделанный в Лощине Предсказаний — подарок.

Еще через пять минут сыщик прислал мне уже свой адрес и напомнил, что я так и не рассказала ему о «запредельных аспектах своего бытия».

Я ахнула, сообразив, что он прав, и уточнила:

«Это всё — очень долгая история… Ты готов читать записки в трех томах?»

«Готов! Более того: в ответ я тоже наскребу тебе что-нибудь о своих приключениях».

«Ох, Берти, мы озолотим почтальонов!»

«И производителей бумаги».

«У меня появится мозоль на среднем пальце, от письма, как было в школе».

«На пальце — ничего страшного. Главное, чтобы не на сердце. Впрочем, это тебе не грозит, попутчица».

— Кхя-кхя! — осторожно сказала официантка записке эдак на тридцатой. — Может, фрау просто пересядет?

— Увы, нельзя! Придется подождать полтора года.

— Это такой` приличьий в Восточных Пределах? — удивилась официантка.

Я неопределенно развела руками. Норшвайнка смягчилась, и с ее помощью мы болтали до самого заката. Я писала сначала на вырванных листках из своего блокнота, потом на салфетках, на чеках, на фантиках из-под печенья… Я хохотала, всматриваясь в танцующие шутки Голден-Халлы, и рисовала рожицы в ответ. Иногда мы чокались по воздуху. Пускали “волну” из лыжников между нами — как на матчах по тринапу. Веселились.

Наступил вечер.

Солнце кокетливо прикрылось пиком Маддерхарном, и на город упала длинная, упоительно синяя, свежая тень. На столах расставили свечи, а гостям раздали пледы.

В считанные минуты всё преобразилось. Авириас осветился тысячью мерцающих огоньков — по всей горе и под горой — поле звёзд рукотворных, как ожившая мечта, как добрая надежда. Я смотрела вокруг, и мое сердце разрывалось от красоты, восторга и щемящей грусти, от того, сколь прекрасно мгновение, от того, как здорово — жить… И я знала, что я не одна в этом тихом таянье. Что как минимум еще один человек на веранде Вечности замер так же и смотрит, не дыша, не веря своему счастью, не в силах налюбоваться этим чудесным, бесконечным, упоительным миром.

Мы кивнули друг другу, как сообщники.

Горы, я вас люблю. Жизнь — тебя обожаю.

…Наконец мне передали, что мой дилижанс готов к отправлению. Впереди меня ждала долгая дорога домой, в лето.

«До встречи, Берти!» — написала я.

«До встречи, госпожа попутчица», — он улыбнулся и торжественно приподнял чашку с шоколадом.