Красивые и проклятые - Кэти Алендер

туфлях с квадратными мысами мои ноги казались короткими и толстыми. Платье было закрытым, и я выглядела в нем лет на восемьдесят. Кроме того, рукава выставляли напоказ самую жирную часть моих рук. Вдобавок с ярко-розовыми волосами и красными губами я напоминала себе выведенного из эксплуатации советского робота-шпиона из 1980-х годов.

Я посмотрела в зеркало и подумала, что сказал бы Картер, если бы видел меня сейчас.

…Что сказали бы Солнечные девочки.

Он заслуживает лучшего.

А всем остальным удавалось выглядеть так, как будто они только что сошли со страниц одного из тех модных журналов, которые каждый день кочуют от стола к столу во время обеда.

На часах было пять вечера. Картер собирался приехать через два часа. Хватит ли мне времени?

С другой стороны, какая разница? У меня не оставалось выбора. Я посмотрела в зеркало. Хуже было некуда.

Я позвонила Лидии.

Через сорок пять минут я сидела на краю ванны, а Лидия втирала в мои волосы краску. Потом мы поставили таймер и стали ждать. Лидия читала журнал, я пыталась сосредоточиться на книге, которую мне нужно было осилить для урока английского.

Наконец запищал таймер, и Лидия смыла краску с моей головы. Я посмотрелась в зеркало. Мое лицо все еще выглядело опухшим и лоснилось, а глаза располагались слишком близко друг к другу. Вдобавок я вдруг поняла, как кошмарно заросли мои брови.

Но, осмотрев свои волосы, которые еще час назад напоминали изжеванный бабл-гам, я почувствовала хоть какое-то облегчение. С них капала вода, но уже можно было сказать, что они темные и выглядят здоровыми. Много лет розовые волосы были частью моей личности, но я точно знала, что скучать по ним не буду.

— Готова подстричься? — спросила Лидия с улыбкой. На ней были белая рубашка на пуговичках и красная юбка в складку, поверх которой она надела новенький черный фартук. Она уложила кончики волос вовнутрь и теперь напоминала домохозяйку из середины прошлого века. Я бы ни за что не прикоснулась к краске для волос, если мы на мне была белая рубашка, но Лидия не пролила на себя ни капельки. Она взяла в руки ножницы. Выглядели они зловеще.

— Я думала сделать тебе удлиненный каскад. Чтобы волосы были где-то до плеч.

— Делай что хочешь, — разрешила я.

— Хорошо, — ответила она и левой рукой взлохматила мне волосы. — Я так рада, что ты передумала, Алексис.

Мне ничего не оставалось, кроме как посмотреть ей в лицо и сказать:

— Я тоже.

— Я серьезно верю в то, что сказала на собрании. Аральт столько всего дает нам. И так мало просит взамен.

Я не сомневалась, что для нее и остальных девочек все так и было. Но я пока не получила от Солнечного клуба ничего, кроме здоровой дозы паранойи.

Ее руки — и ножницы — были за пределами моего периферийного зрения.

И я вдруг поняла, что мое горло ничто не защищает. Нежная кожа моей шеи находилась прямо перед Лидией, словно яблоко на разделочной доске.

Я опустила голову.

— Алексис! — засмеялась Лидия. — Ты о чем думаешь?

— Ни о чем, — отозвалась я и стала потихонечку опускать подбородок, надеясь, что мои мысли не слишком очевидны.

— Не сомневаюсь, что так оно и есть, — сказала она. Ее улыбка была словно стих на незнакомом языке.

Она принялась за работу. Расчесывала, разделяла и отрезала. На пол падали длинные пряди. Закончив со стрижкой, она набросилась на меня с феном, баллончиками спрея, пинцетом и целой грудой косметики.

— Готова? — спросила она наконец.

Я не была в этом уверена.

— Даже если не готова! Поворачиваемся! — воскликнула Лидия, словно изобретатель, собиравшийся представить публике чудесный аппарат.

И тут я увидела свое отражение и поняла, почему она так себя вела.

— Это кто? — спросила я. Потому что в зеркале отражалась точно не я.

У меня не было волос шоколадного цвета, которые гладкими прядями ложились бы на плечи. И мои брови не были изогнутыми, как у кинозвезды 1940-х. А ресницы никогда не выглядели такими густыми и длинными и так не подчеркивали мои голубые глаза. Которые, кстати, обычно не были голубыми.

И губы тоже казались какими-то не такими.

Эта девушка не могла быть мной.

Я глубоко вздохнула. Но это была я. Новая Алексис, нравится тебе это или нет.

«Тебе нравится», — прошептал голос в моей голове.

Вдруг по моему телу, от стоп до макушки, пробежала дрожь. Мне показалось, что счастлива была не я. Я чувствовала себя, как будто подарила кому-то подарок, и теперь этот человек открывает коробку, и я знаю, как ему понравится то, что он найдет внутри.

Вот этого он заслуживает.

Мое сердце сжалось. Потому что «он», о котором я подумала, не был Картером. Это был Аральт.

Лидия наклонилась ко мне.

— Чувствуешь? — прошептала она мне на ухо. — Он доволен.

Я увидела, как великолепная незнакомка в зеркале покачала головой.

— Лидия, ты не понимаешь. Я не такая, как вы… Я кое-что сделала…

— Ты про то, что положила на книгу левую руку? Я подумала, что сейчас-то она точно взорвется.

Но она только ласково потрепала меня по волосам.

— Это неважно, Алексис. Положить руку на книгу — идея Адриенны. Она решила, что так церемония будет выглядеть круче.

У меня в голове заметались мысли. Значит, я все-таки дала клятву. Мы с Аральтом были связаны. И все чувства, которые я испытывала в последние дни, можно было объяснить: Солнечный клуб.

— Бедняжка, — проговорила Лидия сладким, как мед, голосом. — Все это время ты чувствовала себя так одиноко! Но ты была одной из нас с самого начала.

Одной из нас с самого начала.

Я должна была испугаться, так ведь? Или забеспокоиться? Разозлиться?

Но я не могла вызвать в себе ни одну из этих эмоций.

— Он хочет только одного, — прошептала Лидия. — Чтобы ты была лучшей версией себя.

Мне в голову снова пришла та же мысль:

Вот этого он заслуживает.

И вдруг внутри меня словно забил сверкающий фонтан счастья. Все мое тело как будто засветилось и стало красивым, блестящим и чистым. После того как я целую неделю ощущала себя грязной и мерзкой, этого было достаточно, чтобы у меня от облегчения подкосились ноги.

Лидия положила подбородок мне на плечо. В зеркале я видела ее довольную улыбку.

— Аральт считает, что ты очаровательна.

— Ты предложила Лидии что-нибудь попить? — спросила мама, поворачиваясь к нам.

Тут у нее отвисла челюсть, и ее рот стал напоминать букву «о». Мама положила деревянную ложку на столик.

— Привет, — сказала я.

— Ох, милая, —