Волжский рубеж - Дмитрий Агалаков

Он входил во вкус, и новые проекты рождались едва ли не каждый день! Подчиненные не успевали за ним. Он открывал для крестьян больницы, организовал богадельню. Ему были благодарны. А он и сам радовался как ребенок, потому что это было так здорово – приносить людям радость и утешение! И сам оттого радовался и утешался. Наконец, он был христианином и с открытым сердцем исполнял свой долг. За эти семь лет он открыл книжные магазины и библиотеку, школы и училища для детей. Даже основал банк! В Вятке он практиковался и как издатель, создав и выпустив в свет «Хрестоматию для простолюдинов», которая включала в себя лучшие произведения современной прозы и поэзии. В этом сборнике он не мог не упомянуть о замечательном вятиче – поэте Ермиле Кострове, сыне дьячка села Синеглинского Нагорского района.

«Ермила Иванович, – писал Алабин, – был одним из ученейших людей в свое время на Руси. Сколько он одних языков иностранных знал!»

Этот самородок и впрямь был блестящим знатоком языков, поэтом и переводчиком. Еще Пушкин упоминал о нем, ставя его в список имен воистину великих: «Ломоносов, Херасков, Державин, Костров успели уже обработать наш стихотворный язык». Костров первым из русских писателей перевел «Илиаду» Гомера. Петра Алабина поразило то, что Александр Сергеевич, будучи еще лицеистом, именно в костровском переводе читал Тибулла и Апулея. Великий поэт и позже, но уже в стихотворной строфе ставит вятского Ермилу Кострова еще в один знаменитый и печальный ряд великих людей:

Петр Владимирович чувствовал особую духовную связь с Костровым. Но отчего? Ермила нигде не учился словесности, но побывал-таки на Олимпе! Именно здесь, в Вятке, к Алабину и пришло желание писать.

– Знаешь, Варвара, – сказал он однажды жене, – я видел очень много в своей жизни. Три войны! И так много перечувствовал всего. Хочу записать все, что видел в тех походах, где был. Венгрия, Балканы, Крым. Потому что знаю: время уже скоро начнет вымывать по песчинкам эти воспоминания, притуплять их. Так что не обессудь, если стану засиживаться при керосиновой лампе далеко заполночь. – Он улыбнулся. – И не сочти меня сумасшедшим.

– Работай, Петруша, – ответила та, – а я читать буду. – Ему повезло: Варвара Васильевна была понимающей и умной женщиной. – Но коли плохо напишешь, – тоже улыбнулась она, – не обессудь: поругаю.

– Я стараться буду, – ответил он.

И он старался. Черновики «Походных записок», где открывалась горькая и суровая правда пройденных им войн, пыточная смерть знакомых и близких солдат и офицеров и собственные размышления и тоска по родным людям, множились и ложились на стол.

В купленном еще в 1859 году доме в центре города Алабин стал создавать Вятскую публичную библиотеку. Он обратился в издательства и к меценатам, прося у них помощи. Бывая в Санкт-Петербурге по делам, домой возвращался всегда с книгами, пополняя библиотеку произведениями лучших писателей того времени. Уже вскоре, поражаясь энтузиазму еще молодого чиновника, на библиотеку стали приходить пожертвования – и от учителей, и от купцов, и от таких же чиновников, как и он сам. Приходили совсем небогатые люди и жертвовали по 50 копеек. «Пусть мало, но ценно», – говорил Алабин. Петр Владимирович устраивал в библиотеке литературные вечера, куда приглашал чтецов, и сам выступал – декламировал перед аудиторией стихи.

В 1863 году Алабин выступил в вятской прессе со статьей «О необходимости создать при Вятской публичной библиотеке публичный музеум». Идею одобрил и Попечительский комитет библиотеки, и сам губернатор Владимир Николаевич Струков.

Но идея создания «музеума» родилась у Алабина не просто так – у нее была авантюрная предыстория…

Однажды он зашел к своему начальнику Ивану Фомичу Горбунову и увидел у того на столе фигурку из бронзы – это был миниатюрный лучник, сделанный примитивно, но забавно.

– Поглядите, Петр Владимирович, чего наши крестьяне под землей нашли, – кивнул на статуэтку Горбунов. – А? – кладоискатели! Вчера привезли.

Петр Владимирович взял ее на ладонь. Фигурка поистерлась и позеленела. По цвету и фактуре она была похожа скорее на высохшего лягушонка, чем на изделие из металла. Но тяжеленькая!

– Сколько же ей лет? – разглядывая миниатюру, пробормотал Алабин. – Тысяча, две?..

– Да с Потопа, верно! – усмехнулся начальник. – Под деревенькой Ананьино нашли, недалеко от Камы. Там вроде курган какой-то имеется. По весне Кама разливается и курган этот подмывает. Там и косточки человеческие имеются. Одним словом, древний могильник. А крестьяне что? – любопытные. Таскают оттуда потихоньку всякую всячину. А иные обогатиться мечтают: вдруг монетка сыщется? Наш Федор Никодимов спрашивает у одного: «Что такое, откуда взял?» А он: «Земля родила». «И где роды принимали?» – спрашивает Никодимов. Ему и указали. Я вот что думаю, Петр Владимирович, вы у нас историей интересуетесь, верно? Будет время, займитесь, а вдруг историческую ценность все эти безделушки имеют, а?

– Так я не сомневаюсь, что имеют! – горячо воскликнул Алабин.

– Вот и займитесь, – жизнерадостно кивнул Горбунов. – Игроку и карты в руки! Я так и не сомневался, что вам эти железяки придутся по душе. Пардон, бронзовые штуковины, – шутливо поправил он себя.

Петр Алабин быстро сколотил команду из любителей истории и они поехали в Ананьино. Да, существовал курган, частично размытый. А вот профессиональных знаний, как его правильно раскопать, не было. На помощь пришла библиотечная книга «Обозрение могил, валов и городищ Киевской губернии». Она содержала и рисунки, и чертежи, и, что самое главное, инструкции по работе с древностями.

Алабин нанял крестьян из ближних селений, они выкопали траншею около шестидесяти метров и глубиной в два метра. Все, как писалось в книге. Петр Алабин лично очищал кистью, ножом и маленькой деревянной лопаткой останки древних людей.

Федор Никодимов, служащий конторы, раскуривал папиросу и посмеивался:

– Да вы прямо гробокопатель какой-то, Петр Владимирович! Лучше бы золотишко поискали! Чего ж над косточками-то измываться? Оставили бы их в покое! Вот мы с вами помрем однажды, а потом такой вот энтузиаст, с вашего позволения сказать, объявится, и начнет наши черепушки трясти, точно горшки глиняные, а?

– Берите лучше кисть и работайте, Федор Федорович, нечего попусту языком молоть, – отвечал увлеченный работой зам управляющего удельной вятской конторой. – Я и сам говорлив! – Он готов был уложить Федора Никодимова наповал одним взглядом. – Я не шучу – сейчас рабочее время! Берите лопатку, за каждую черепушку лично отвечаете!

Человеческих останков нашли аж пятьдесят одну штуку. Кругом был сложен погребальный инвентарь: горшки, глиняные фигурки, наконечники стрел, рукояти и лезвия мечей и ножей, металлические части конской сбруи, женские бусы, застежки и ожерелья. Все тщательно нумеровалось и складывалось в коробки. Алабин лично вел дневник, описывая каждую находку, ничего не пропуская. Он уже понимал: под деревней Ананьино Вятской губернии они отыскали не просто захоронение, а часть доисторической культуры, о которой прежде ничего в России известно не было. Но что интереснее всего, Ананьинское захоронение представляло изделия сразу трех эпох – каменной, бронзовой и железной. Это означало, что загадочная культура была переходной. И о ней нужно было как можно скорее сообщить всему научному миру.