"Пятая колонна" и Николай II - Валерий Шамбаров

А царь прекрасно понял британские замыслы — перехватить проливы у русских. Нетрудно было догадаться, если на Босфоре угнездятся англичане, для России это может стать еще хуже, чем турки. Поэтому государь изменил свое предложение о «свободном городе». 4 марта 1915 г. министр иностранных дел Сазонов вручил послам Англии и Франции меморандум: Николай II настаивал, что после войны Стамбул и проливы должны войти в состав Российской империи. В то время с нашей страной приходилось считаться. Французское правительство уже через день заверило, что русские могут «рассчитывать на доброжелательное отношение» в данном вопросе. Англия через неделю передала, что согласна, если Россия согласится «на пожелания Великобритании и Франции как в Османской империи, так и в других местах».

Но пока велись переговоры и еще не было подписано соглашение, союзники предприняли новую попытку овладеть Стамбулом. Решили высадить целую армию, она захватит береговые форты и батареи, огромный флот пройдет к турецкой столице, и ей останется только капитулировать. Высадиться союзники сумели, заняли плацдармы на полуострове Галлиполи, но понесли страшные потери, а турки яростными контратаками не позволили им продвинуться дальше. Они безнадежно завязли на берегу Дарданелл.

Лишь после этого были приняты русские требования. Тем более что англичане мерили партнеров собственными мерками и обеспокоились — а вдруг царю пообещают проливы… немцы? И Россия заключит с ними сепаратный мир? А в германском руководстве такие проекты действительно существовали, их предлагал глава военно-морского ведомства гросс-адмирал Тирпиц. Хотя они были отвергнуты [88]. Министру иностранных дел Сазонову удалось сыграть на этом. Глава британского МИД Грэй подписал с ним тайный договор, что Россия после войны получит Босфор, Дарданеллы, берега Мраморного моря. Но… заключение такого соглашения усугубило подспудную вражду Лондона к России. После войны она могла стать слишком опасной соперницей.

Однако у нашей страны имелись и уязвимые места. Доходы ее бюджета основывались на «трех китах» — винная монополия, торговые пошлины, экспорт хлеба и других сельскохозяйственных продуктов. С началом войны в России был введен сухой закон, одним из главных его инициаторов выступил министр финансов Петр Барк. В народе его встретили с пониманием. Но доходы от винной монополии пресеклись. Поступления пошлин резко уменьшились, ведь основным торговым партнером России являлась Германия. А вступление в войну Турции перекрыло экспорт. Резко возросшие расходы внутри страны министерство финансов компенсировало с помощью «печатного станка», вдвое увеличило эмиссию бумажных денег (хотя это вызвало скрытую инфляцию). Но Россия осталась без валютных поступлений, а они теперь были особенно важны.

Наложились особенности военного министерства, которое возглавлял генерал Сухомлинов. Вместо того чтобы развивать отечественную промышленную базу, он предпочитал размещать заказы за границей. Это оказывалось проще. Российские промышленники примыкали к думским либералам, что осложняло отношения с ними. А представители зарубежных фирм давно проторили дорогу к Сухомлинову, подкрепляли выгодные контракты взятками. Министр поддался на такие соблазны. Он в 60 лет женился на 28-летней особе, ветреной и расточительной, души в ней не чаял и постоянно нуждался в деньгах. Уже позже, во время следствия, оценили, что стоимость гардероба мадам Сухомлиновой втрое превышала все заработки мужа [56].

А война стала вдруг проявлять некие новые черты, не предусмотренные специалистами ни в одной стране. Генштабисты во всех державах, вступивших в схватку, рассчитывали, что она будет короткой, маневренной — несколько месяцев. Но она стала затяжной, позиционной. Во Франции, Германии, России, Австро-Венгрии обозначился острый кризис с вооружением и боеприпасами, их расход оказался гораздо выше, чем прогнозировалось. Это было общим явлением. У немцев в январе 1915 г. батареи вообще не могли отвечать на огонь противника, не было снарядов.

Но Германия, Франция, Англия взялись мобилизовывать собственные ресурсы, наращивать производство — и их промышленники подключались очень охотно (ведь они и цены задирали соответствующие). И лишь в России военное министерство пошло по старому испытанному пути. В Петербурге появился крупнейший мировой торговец оружием Бэзил Захарофф, с ним пошли переговоры о закупках вооружения и боеприпасов на заводах британского концерна «Виккерс». Но для этого требовалась валюта.

А с ней возникли новые трудности. В США Шифф точно так же, как в японскую войну, развернул агитацию против предоставления кредитов царскому правительству. Министр финансов России Барк трижды вел переговоры с англичанами. Но министр финансов Англии Ллойд Джордж и банкиры лондонского Сити желали, чтобы Россия платила золотом. Такой вариант пресек царь, и Барк все-таки достиг соглашения. Вместо запрошенных 100 млн руб. британцы выделили 40 млн под 6 % годовых, а золото должно было передаваться в залог. Его требовалось отправить в Англию, чтобы после войны наша страна выкупила его по мере возврата долгов.

Возражения, что золото перевозить по морю опасно, и предложения оставить его в России англичане отмели. Настояли — залог должен находиться в их банках. Еще одним условием кредиторов стало создание Центральной закупочной комиссии во главе с британским военным министром Китченером. Англичане мотивировали, что российские, французские и их собственные военные заказы в разных странах вызовут конкуренцию и хаос, поэтому их необходимо распределять централизованно, только через закупочную комиссию. Чтобы получить кредиты, с этим пунктом тоже пришлось согласиться.

Но военное министерство получило возможность выправить кризис, подписало с британской компанией «Виккерс» контракты на поставку 5 млн снарядов, 1 тыс. аэропланов, 250 тяжелых орудий, 27 тыс. пулеметов, 1 млн винтовок, 1 млрд патронов и др. Заказ приняли, отгрузка продукции должна была начаться в марте 1915 г. [88]. Сухомлинов заверил царя и Думу, что весной нехватку боеприпасов и оружия удастся преодолеть.

Но на самом деле Россия не получила… вообще ничего. Когда подошли сроки, неожиданно выяснилось: все, что было изготовлено для нашей страны, британское правительство забрало для своей армии. И никаких предупреждений об этом не было, картина открылась в последний момент. Военные представители России при союзном командовании в полном шоке ринулись к Китченеру, но он лишь развел руками. Пояснил, что правительство Англии обязано в первую очередь обеспечить свои войска. Но тут же успокоил, что ничего страшного не произошло. Порекомендовал передать заказ канадскому мощному концерну «Канадиен кар энд фаундри Ко». Указал, что Россия, пусть с небольшой задержкой, получит, что ей требуется.

Контракты переоформили с канадцами. Шел месяц за месяцем, но продукции не было. А на запросы из Петрограда «Канадиен кар энд фаундри Ко» отвечала лишь отписками. Наконец, в ноябре 1915 г. в Америку послали генерала В. А. Сапожникова — проверить, что же творится с заказом. Он доложил, что фирма, выбранная по совету Китченера, не в состоянии выполнить ничего, поскольку «находится накануне банкротства» [88].

Но это выяснилось только в ноябре! Накануне летних сражений 1915 г. русскую армию оставили без боеприпасов. А Германия и Австро-Венгрия как раз в это время решили перенести главный удар на Россию, сломить ее и вынудить выйти из войны. У них реорганизованная промышленность уже заработала в полную силу, снарядов поступало сколько угодно. Перебросили на восток львиную долю своих соединений, и в мае на наши позиции обрушились шквалы огня. Русские батареи отвечали редкими выстрелами, порой вообще молчали. Атаки нередко отбивали штыками.