Иван Калита - Максим Ююкин

В этой тишине был хорошо слышен глухой стук, с которым насады, достигнув пристани, ударились в массивные дубовые сваи. Изнутри насадов выкинулись толстые длинные веревки, которые были проворно подхвачены и прикручены к сваям. На судне, чей парус был украшен ликом Христа, распахнулась вырубленная в стене дверца, и по приставленным к ней слегка качающимся сходням на пристань спустилась княжеская семья. Княгиня Анна, в черном платье, отороченном собольим мехом и обильно расшитом жемчугом, и круглой собольей же шапке, шла, опустив голову, ни на кого не глядя; Дмитрий и Александр бережно поддерживали ее под руки. Бояре почтительно расступились перед ними. Затем под пение псалмов из насада вынесли закрытый гроб, обернутый черной парчой. Закачались над исадом крылатые хоругви, задымили кадила священников, в руках церковных служек загорелись огромные, в половину человеческого роста, свечи, и под не прекращающееся ни на миг пение процессия медленно двинулась сквозь разделенную на два острова толпу по направлению к Успенскому собору Горестные возгласы, плач и проклятия убийцам, заглушая пение, на всем пути осыпали княжий гроб, как зерно, что сыплют вслед покойнику:

— Сгубили московские псы отца нашего!

— Не мечом, так кознями одолели!

— Сироты мы топерь горемычные!

— Ничего, придет время, попомним мы им это! А Тверская земля не пропадет: семя Михаил оставил доброе.

«А ведь сведай они, что я по роженью москвич, пожалуй, и бока бы намять могли, да крепко намять», — мелькнуло в голове у Илейки. Убедившись, что к собору ему не пробиться, Илейка решил, что ничего примечательного он уже не увидит, и стал потихоньку выбираться из толпы.

Темной весенней ночью 1320 г. до слуха дозорных, несших службу на заборолах Тверского кремля, со стороны Волги донесся тихий плеск мерно погружаемых в воду весел. Ничего необычного в этом не было: главный водный путь Руси не знал покоя даже ночью; поэтому воин, неспешно прохаживавшийся у западной стены, протянувшейся вдоль берега реки, лишь мельком посмотрел туда, откуда раздавались эти вкрадчивые, медленно приближавшиеся звуки, и, устало зевнув, перевел взгляд на утонувший в темноте посад по другую сторону реки, скупо окропленный редкими каплями тусклых сиротливых огоньков. Когда месяц, то исчезавший в пробегавших по небу призрачно-белесых облаках, то вновь застенчиво выглядывавший из-за их круглых широких плеч, в очередной раз показался в небесной глубине, стало видно, что плывущее по Волге судно — это совсем небольшой челн, на котором, помимо гребцов, находился всего один человек Ветер для челна был попутным, поэтому он, несмотря на то, что шел против течения, весьма проворно подвигался вперед. Приблизившись к устью Тверцы, челн резко повернул к берегу и вскоре с мягким шипением уткнулся носом в тугой от пропитавшей его влаги, скрипучий песок исада. Не дожидаясь, пока засуетившиеся гребцы вытащат его, покачивавшийся в лад набегавшим волнам, на берег, приплывший на челне человек, пошатываясь, как во хмелю, прошел на нос и, несколько тяжеловато спрыгнув на твердую землю, поднялся к кремлевским воротам, которые, как обычно в это время, были затворены. После долгого настойчивого стука в створе ворот распахнулось маленькое зарешеченное окошко и в нем слабо блеснули чьи-то неприветливо скошенные глаза.

— Что надобно? — не слишком любезно спросил сторож, царапнув неприязненным взглядом скромно одетого путника, к тому же пришедшего пешком.

— К князю, да поживее! — властно бросил приезжий, нетерпеливо постукивая пальцами по створу ворот.

— В сию-то пору? — изумленно вытаращил глаза ворутник — Димитрий Михалыч давно почивать изволит.

— Так пусть разбудят, болван! — раздраженно воскликнул его собеседник — Дело не терпит.

— У тебя, мил человек, видать, с головою не все ладно, — с сожалением посмотрел на него сторож, по-видимому, ничуть не задетый резкостью тона приезжего: по долгу службы он привык иметь дело с разным народом, а потому никогда не удивлялся и не обижался. — Моя же, слава богу, пока в порядке, и я вовсе не хочу ее из-за тебя лишиться. Так что приходи-ка ты днем, коли у тебя и впрямь дело к князю, а уж допустят ли тебя перед его ясны очи али нет, тут уж я сказать не могу.

С этими словами воротник хотел захлопнуть окошко, но приезжий быстрым и сильным движением просунутых сквозь решетку пальцев остановил его.

— Клянусь, что ежели ты, сукин сын, сей же час не доложишь Димитрию Михайлычу, что к нему человек по делу, добро ему знаемому, твоя пустая голова еще до полудня будет красоваться на колу! — прошипел он, наклонившись к окошку и сверля сторожа яростным взглядом.

Воротник заколебался. Уверенный и повелительный тон собеседника убедил его, что перед ним человек знатный, которого, возможно, действительно привело к князю важное дело; с другой стороны, ему было боязно прерывать сон вспыльчивого и скорого на расправу Дмитрия. Наконец, рассудив, что в случае чего вина падет на настырного посетителя, сторож решил удовлетворить его просьбу.

— Обожди, — неохотно буркнул он и закрыл окошко. Несколько минут приезжий в явном нетерпении прохаживался вдоль ограды, то поддевая ногой камешек, то со вздохом прислушиваясь к унылой перекличке часовых на стенах. Наконец раздался придавленный стон отодвигаемого засова, и воротник, как по волшебству преобразившийся в приветливого, до подобострастности предупредительного слугу, растворил ворота, за которыми приезжего ожидал заспанный, взъерошенный стольник со свечой в руке, проводивший его в княжеские хоромы. Осторожно, стараясь не споткнуться в темноте на бесчисленных ступенях, человек проследовал за стольником по слабо освещенным дрожавшими в настенных рожках огнями факелов лестницам и переходам в личные покои князя.

Дмитрий, в запахнутой наспех домашней свите, из под которой торчал белый ворот ночной сорочки, сидел в кресле перед столом, на котором горела одна-единственная свеча, отблеск которой придавал его темным «звериным» очам еще более пугающий, по-настоящему зловещий вид. Но приветливая улыбка, которой хозяин ответил на низкий поклон гостя, тут же развеяла гнетущее впечатление, возникшее у вошедшего в первое мгновение, когда он увидел князя.

— Скоро же ты обернулся, Воиславе! — сказал Дмитрий, указывая вошедшему на кресло по другую сторону стола. — Ранее Троицы я тебя, признаться, и не ждал.

— Было бы еще скорее, кабы меня полчаса у твоих ворот не промурыжили, — улыбнулся Воислав, непринужденно располагаясь в кресле. — Думал уже, что придется мне назвать себя, вопреки твоему веленью.

— Ты правильно сделал, что сберег тайну, Воиславе, — серьезно ответил Дмитрий. — Даже в моих хоромах отираются Юрьевы соглядатаи — о том мне доподлинно известно... Так что ты мне привез — надежду либо... — Голос князя осекся, и он с тревожным ожиданием поглядел на собеседника.

— Надежду, княже, надежду! — воскликнул, улыбаясь, Воислав. — Аче желаешь сесть на великий стол, теперь действовать самое время. Цесарь Азбяк Юрием вельми недоволен: и дани-де летось тот собрал меньше, чем всегда собиралось, и мира на Руси как не было, так и нет: не успел Юрий вокняжиться, тут же на Рязань войной пошел; а татарской казне от того опять один убыток Да и смерть сестры простить ему не может. Так что Азбяк и сам подумывает о том, чтобы воротить великое княженье обратно в твой род. Но, конечно, раскошелиться тебе придется крепко.