Холодное сердце - Элизабет Бикон

А тем временем Люк целовал ее сужающийся книзу подбородок, как будто в жизни не встречал ничего более восхитительного. Еще одна минутка, пообещала Хлоя своей совести, чувствуя, как ее набухшие груди уперлись в пуговицы его жилетки, как будто молили выпустить их из плена скромного платья и очень плотного корсета, в который она упрятала их по какой-то непонятной причине. Соски вдруг начали жить своей жизнью, наполнившись желаниями, о которых Хлоя не подозревала, пока они, съежившись, не отвердели, требуя удовлетворения.

Они томились и набухали в своем укрытии, и Хлоя невольно вздохнула, когда почувствовала, как от трения о прохладный шелк его черной жилетки они напряглись еще сильнее. Как хорошо было бы прикоснуться к его упругому голому телу, предательски нашептывал инстинкт. Хлоя застонала от одной мысли об этом, и в голове промелькнуло, какие еще наслаждения могли доставить ей его чувственные пальцы.

Похоже, Люк прочитал ее мысли, потому что он подвинулся еще немного ближе и теперь наполовину лежал на ней. Хлою пронзил восторг, когда ее жаждущие груди коснулись наконец тверди его мышц, а напряжение отвердевших до боли сосков сделалось почти невыносимым. Люк поднял голову и посмотрел на нее с таким выражением, что Хлоя поняла: скрывать свое возбуждение больше не имело смысла. Она встретила взгляд его серых глаз с выражением твердой решимости. Они хотели друг друга, как только могут хотеть женщина и мужчина. Ей бесполезно было противиться ему, делая вид, что он такой же мужчина, как все прочие. Люк был тот самый мужчина, единственный, кто мог стать для нее целой вселенной, заставить двигаться планеты и светить звезды и сделать всю ее жизнь прекрасной до самого конца, если бы только все было по-другому.

– Я так хочу вас, – шепнула Хлоя, заметив, как изменилось выражение его прекрасных серых глаз, в которых она наконец увидела чистоту его любимого северного неба, прозрачный прохладный простор вересковых пустошей и его любящее сердце.

– Вы знаете, что я схожу от вас с ума, – ответил он так мило и ласково, что Хлоя уже не могла отрицать столь очевидного факта.

– Люк Уинтерли, я хотела бы, чтобы у нас было все, что бывает между взрослой женщиной и взрослым мужчиной, – пробормотала она, больше не пытаясь скрывать от него ни своих желаний, ни своей любви. Он пробудил в ней какую-то порочную чувственность, о которой до сегодняшнего дня она даже не подозревала и которая теперь шептала ей о нескончаемом наслаждении, которое он мог дать ей, если бы они не были теми, кем были.

– Но? – вопросительно шепнул Люк, и понимание того, что между ними всегда существовало это но, хмурой тенью затуманило его прозрачный взгляд.

– Вы сами знаете, – ответила Хлоя, и ее глаза наполнились слезами.

– Да, знаю, – резко согласился Люк, словно это признание причиняло ему боль.

– Это не из-за вас, – сказала она, как будто это могло что-то исправить.

– Нет, это из-за меня, – возразил он и резко отпрянул в сторону. – Если бы я не был аристократом, у которого больше домов, чем нужно человеку для нормальной жизни, вы бы отдали мне сердце и душу, леди Хлоя-неизвестно-кто. Если бы я мог предложить вам достойную жизнь, скрытую от глаз общества, и свое сердце в придачу, вы бы вышли за меня замуж и были бы моей любовью до последнего дня. Но я Фарензе и всегда буду им, и вы не хотите видеть, кем мы могли бы стать друг для друга.

– О, я вижу, – дрожащим голосом произнесла Хлоя, – но я не сделаю этого. Вы не верите в любовь и поклялись, что снова женитесь только из соображений целесообразности. Но даже в самых безумных своих фантазиях вы не сможете сказать, что я подходящий для этого вариант.

– Все равно. Выходите за меня, – попросил Люк, глядя на нее упрямым, настойчивым взглядом.

– Вы даже не знаете, кто я, – заметила Хлоя, хотя ее сердце запело от радости, а в груди, похоже, навсегда поселилась стайка бабочек. Трепеща крыльями, они опустились ниже, нашептывая о неизведанных удовольствиях и нескончаемом наслаждении.

– Я знаю, что вы Хлоя, тетя Верити и ее мать во всем остальном, кроме того, что не вы произвели ее на свет. Я знаю, что вы готовы отдать все что угодно за тех, кого любите, не говоря уже о дочери своей сестры, которую вы так обожаете. Я был бы последним глупцом, если бы попытался разлучить вас. Как я могу это сделать, Хлоя? И как вы можете отказаться от тех рыжеголовых и по-ослиному упрямых детей, которые могут родиться у нас, если вы оставите вашу гордость и позволите им родиться?

– Мое имя настигло бы нас и больно ударило по вам и тем черноволосым неистовым созданиям, которые не смогут у нас родиться из-за меня, – грустно возразила она, чувствуя, как в воздухе между ними повеяло холодом.

Они сидели рядом на маленьком диванчике, как будто специально созданном для того, чтобы двое любовников могли скоротать на нем зимний вечер.

– Неужели я даже не заслуживаю того, чтобы узнать, кто мне отказывает?

Конечно же он заслуживал этого, несмотря на то что стоило ей назвать свое имя, и он бы понял, что она права. Ей уже не нужно было пытаться продлить эти сладкие моменты, ведь она могла схватить свое счастье прямо сейчас, если бы любила его не так сильно.

Хлоя сунула руку в карман, которым ни одна светская модница не позволила бы испортить силуэт своего платья с завышенной талией, и молча протянула ему письмо, на котором изящным почерком Виржинии значилось леди Хлое Тиссели.

Глядя, как Люк читал эти три проклятых слова, Хлоя со страхом ждала, что его лицо помрачнеет, а брови с отвращением нахмурятся, но вместо этого в его глазах мелькнул лишь слабый интерес. Неужели до него не доходила дурная слава, которой ее отец и брат покрыли фамильное имя и титул, заставив их смердеть, словно протухшая рыба?

– Мой отец был лорд Кроудейл, – заставила она себя произнести.

– А мой был дурак, но это не мешает нам пожениться, – настаивал Люк.

Хлоя посмотрела на него и с удивлением увидела злость в глубине этих глаз, испещренных серебряными и золотыми искрами, окружавшими ясные черные зрачки. Она подумала, что могла бы часами разглядывать их, если бы он ей позволил.

– Разве вы не понимаете, какой скандал вызовет мое возвращение из небытия после того, как они наверняка объявили о нашей безвременной кончине, чтобы оправдать исчезновение двух дочерей? Для Верити лучше оставаться дочерью никому не известной экономки, которая очень рано овдовела. Никто не станет оспаривать происхождение девушки среднего сословия, как если выяснится, что она дочь леди Дафны Тиссели.

– И вы готовы так ограничить ее жизненные возможности? Сделать из нее неприметную девушку среднего сословия? О нет, леди Хлоя Тиссели, вы не можете сделать ничтожество из девочки, которая обещает стать такой же возмутительно красивой, какой когда-то была Виржиния. Неужели вы не заметили ее изящную фигуру, лицо и цвет волос, которые всего через несколько лет способны будут произвести в свете настоящий фурор? Если так, то это глупо с вашей стороны, тем более что стоит ей стать достаточно взрослой, как у этой дочери простой экономки возникнут ужасные проблемы без отца, который мог бы защитить ее от целой стаи волков, привлеченной к вашей двери.