Ричард Длинные Руки - принц-регент - Гай Юлий Орловский

Издали донесся отчаянный крик. Чувствуя беду, я ухватил меч и понесся по коридору. Эхо сбивает с толку, я дважды промахивался, наконец выбежал в небольшой зал, где уже толпится большая группа монахов.

Протолкавшись, я обнаружил распластанного на залитом кровью полу монаха. Изувеченная голова оторвана и лежит в шаге от тела, что располосовано чем-то острым до костей, не хочется верить, что такие глубокие раны можно нанести когтями.

С той стороны присел возле трупа на корточки отец Леклерк.

— Во всех трех случаях, — произнес он печально и задумчиво, — жертву увечили, но… не больше.

Я спросил зло:

— А что может быть больше смерти?

— Зверь бы лакал кровь, — пояснил он, — или выдрал хотя бы клок плоти… А вот так убивают, ничего не взяв, разве что из мести… Или есть другие мотивы?

Я смолчал. Отец Леклерк прав: поймем мотивы, легче будет справиться с нападениями.

— Что общего между тремя убитыми? — спросил я. — Если найдем, может быть, отыщем и ключ…

Меня молча отпихнули, дюжие монахи уложили труп на носилки и унесли, а еще двое пришли с ведрами воды и тряпками, начали замывать пол, убирая кровь.

Я пошел рядом с отцом Леклерком, он продолжал хмуриться, я сказал виновато:

— Вы правы, отец Леклерк. Вовсе не черствость не плакать о погибшем, а искать по горячим следам его убийцу.

— Это надо сделать, — ответил он мрачно. — Оставив все дела.

— Вы хорошо их знали, — спросил я, — что у них общего?

Он кивнул.

— Вы тоже правы, брат паладин. Но общего у них разве то, что все три были монахами.

— Возраст, специализация?

— Двое молоды, — ответил он, — но третий почти старик. Все трое работали в разных местах: библиотекарь, рыбак и столяр, их кельи не только не рядом, но даже в разных коридорах.

— Но что-то же есть, — сказал я, — потому что если эта тварь убивает кого попало, это намного хуже.

— Почему?

— Жертв будет намного больше.

— Верно, — согласился он. — Но она не убивает кого попало. Видимо, не убивает.

— Может быть, после каждого убийства этой твари нужен отдых?

— Если бы мы поняли, — сказал он, — что это за тварь или почему она их убивает, нашли бы и ключ…

— Может быть, — сказал я.

— Наверняка бы нашли, — сказал он зло. — Что-то в голове вертится, но никак не схвачу.

— У меня тоже, — признался я. — Ладно, пойду подумаю. Если что, зовите сразу!

В конце коридора появилось громадное черное тело. Я вздрогнул, но это всего лишь мой Бобик, что кратчайший миг смотрел на меня багровыми глазами, а затем во мгновение ока оказался рядом, толстый, теплый и ласковый.

Отец Леклерк отпрыгнул, ухватился за сердце.

— Господи… я люблю собак, но эта лошадь разве собака?

В келье я успел пройтись пару раз вдоль стены, когда в дверь стукнули, брат Жильберт вошел смиренный и тихий, как тень, остановился, опустив голову и держа руки в рукавах на груди.

— Брат Жильберт? — спросил я.

Он сказал замедленным голосом:

— Брат паладин, отец Мальбрах желает созвать капитул. Вас приглашают принять участие.

Я изумился:

— Еще один? Зачем?

— Не о выборах, — пояснил он, — отец Мальбрах считает, пришла необходимость внести изменения в наше ношение монашеской одежды. Точнее, о необходимости возврата к традициям, ибо некоторые братья весьма вольно смотрят на эту важнейшую особенность монашеской жизни…

Я переспросил, не веря своим ушам:

— Что-что?

— Некоторые братья начинают забывать, — договорил он заученно и монотонным голосом, — что ряса и тонзура постоянно напоминают о целях жизни, потому братья обязаны носить всегда самые дешевые и темные одежды, а также закрывать себя от мира с ног до головы.

Я сжал челюсти, чувствуя нарастающую, но бессильную злость. Отец Мальбрах, елемозинарий, намерен собрать капитул по такому ах-ха важнейшему вопросу, как будто Храм и монастырь не сотрясают бури вроде невесть откуда взявшейся темной тени, что начала убивать монахов внутри их же убежища, или раскола в монашеской среде накануне выборов! Уж молчу про Маркуса, а о его приближении, на мой взгляд, все должны говорить и думать!

— И что, — спросил я враждебно, — есть такие, кто готовы прийти на такой сраный… прости Господи… капитул?

Он ответил уклончиво:

— Брат паладин, но это в самом деле важно… хотя и не в той мере, как кажется тебе, человеку креста и меча. Даже меча, а потом чуточку креста. Отец Форенберг, его верный сторонник, яро напоминает всем, что провинившихся монахов заставляли неделями, какой позор, ходить в мирской одежде! Все знают, что в облачении монаха заключена священная мощь, а в мирской один грех, потому даже короли завещают хоронить себя в монашеском одеянии, несмотря на то, что частенько не просто нарушали заповеди, а очень даже нарушали, но благодаря монашеской рясе надеялись получить прощение…

Злость уже поднялась у меня до горла и вот-вот выплеснется: ну как же это жизненно важно — у каждого монашеского ордена своя одежда, за право носить именно ее готовы идти на костер, потому бесконечные споры не утихают насчет великого замысла, воплощенного в покрое и материале, спорят о цвете, длине, размерах капюшона, поясе, обуви… А если, упаси Господи, какая реформа, то надо и в одежду внести некое новшество, в то время как все старые монахи яростно требуют возврата к первоистокам.

— Единственное, — сказал он, — в чем отцы Мальбрах и Форенберг готовы рассматривать уставы других монашеских орденов, — это бедность и простота одежды. Какую ни взять ткань: пеньку, овечью шерсть, козью или верблюжью, все равно одежда обязана быть грубой, жесткой, колючей! Монашеская одежда похожа на платье крестьян и пастухов, разве что ткань, как и шерсть, никогда не должны красить, это значило бы вводить в заблуждение.

Говорил он заученно, я наконец-то понял, молодой монах просто послушно пересказывает, что ему велели, а самому ему, возможно, как и всем молодым, хотелось бы как-то украсить свою рясу, выделиться среди остальных хотя бы расшитым капюшоном…

Он заметил наконец мое потемневшее лицо, спросил шепотом:

— Что-то случилось, брат паладин?

— Я прибыл в Храм, — ответил я горько, — полагая, что хотя бы здесь отыщу подвижников, готовых отдать жизни, но во что бы то ни стало остановить Маркуса… А что слышу? Споры о длине ряс?

Он виновато опустил взор, но потом поднял голову и посмотрел на меня ясными глазами.

— Брат паладин, ты делаешь слишком поспешные выводы.

— А какие я должен сделать?