Ричард Длинные Руки - принц-регент - Гай Юлий Орловский

Он ответил шепотом:

— У нас монастырь очень… велик. И среди братьев разные мнения, как поступать в том или ином случае. Ты мог бы же заметить, что помощник приора отец Кроссбрин — приверженец традиции, а вот отец Ромуальд — умеренный…

— Мне умеренные не нужны, — буркнул я. — Лучше уж крайности, чем серая серединка, которые осторожные дураки зовут золотой.

— Другая крайность, — шепнул он, — отец Хайгелорх.

— Хайгелорх? — переспросил я с недоверием.

— А что не так?

— Он же старый.

Он сказал с неудовольствием:

— И что? Бунтуют, ты прав, молодые, у которых ума нет, но бывает, что и мудрый человек, проживший немалую жизнь, стоит за резкие перемены.

— И в чем перемены для отца Хайгелорха?

Он ответил уклончиво:

— Брат паладин, вам нужно просто повидаться с ним. И поговорить с ним откровенно, распахнув душу.

— Ну да, — пробормотал я, — если распахну, из нее такое выскочит… В общем, на такой капитул не пойду, хотя я и верный воин Господа. Не все капитулы… капитулы. Мне вообще кажется, кто-то старается отвлечь внимание от того, что творится в монастыре!

— Как скажете, брат паладин, — ответил он смиренно. — Мне велено сообщить, я сообщил.

— Спасибо, — сказал я, — хотя мне кажется, что вот такими поспешными акциями, как церковный суд силами небольшой группки священников, это я сообразил уже потом, или этот вот капитул о длине ряс… это совсем не то, что мы видим.

— Брат паладин?

— Хотят привлечь больше братьев на свою сторону, — объяснил я. — Перед выборами всегда оживляется такая вот общественно-политическая деятельность. И трудно даже сказать, чего добиваются на самом деле…

Он спросил умоляюще:

— Брат паладин?

— Возможно, — сказал я, — отец Мальбрах, выступая за большие строгости в ношении ряс, провоцирует на выступления против?.. Да, и такое будет в предвыборной гонке… Возможно, уже началось. Жаль, не участвую, надо мир спасать, а то бы тут наловил толстых жирных левиафанчиков. Всех бы голодными оставил, как правых, так и левых, заодно и совсем зеленых… Ладно, брат Жильберт, спасибо за. В какой-то мере понимаю отца Мальбраха: когда мир рушится, нужно держаться за что-то надежное и устойчивое! Вот он и держится.

Он поклонился, отступил к двери.

— Отдыхайте, брат паладин.

Отец Леклерк, похоже, очень полюбил вино паладинов, как он называет коньяк. Через несколько минут после ухода Жильберта, словно тот ходил по его личному распоряжению, а не отца Муассака, пришел в гости и расположился на лавке, как в удобном кресле.

Бобик уже признал его за своего, даже не повел ухом, продолжая дрыхнуть посреди кельи, а я тут же создал для отца Леклерка выдержанный коньяк в фужере из прозрачного стекла, чтобы можно было любоваться игрой света в коричневой жидкости.

— Переживаете? — спросил он с сочувствием. — Удивляетесь нашей черствости?.. Ничего, потом поймете… возможно.

Коньяк он пил как знаток и ценитель, выдерживая первый глоток во рту, словно прополаскивая, прислушивался к ощущениям, глаза в это время становились задумчивыми, а взгляд отстраненным, словно видит нечто далекое, высокое и даже возвышенное.

— У меня не такая размеренная жизнь, — огрызнулся я. — И пять тысяч лет до нового прибытия Маркуса могу не дождаться.

— Колеса вертятся, — заверил он. — Как говорят у нас, медленно работают жернова богов, зато какая мелкая мука… Расскажите еще о дальних странах Юга…

— Для вас и ближние, — ответил я, — дальние.

Он кивнул, неспешно отхлебывая коньяк.

— Верно. И все южные…

— В обмен, — предупредил я, — на рассказы о монастыре и Храме. Разумеется, меня не интересуют споры насчет покроя ряс и жаркие дебаты о размерах капюшонов.

Он легонько усмехнулся.

— Тогда и рассказывать почти нечего. Самое важное, что делается в монастыре, это работа старших братьев. Они на верхнем этаже, туда нет доступа даже старшим священникам.

— Почему так секретно?

Он ответил уклончиво:

— Старшие братья отличаются необыкновенной скромностью. Они готовы показать только нечто законченное… Понимаете?

— Еще бы, — согласился я. — А можно и не показывать. Начинать сразу нечто новое… И тоже не показывать.

Он сделал глоток, растянул губы в довольной усмешке.

— Прекрасное у паладинов вино… Ну, это только предположение, что старшие братья что-то прячут. Хотя, конечно, эти предположения возникают не только у вас.

Бобик поднял голову, принюхался, посмотрел на меня с немым укором.

— Извини, — сказал я. — Лови…

Отец Леклерк проследил, как я вынул из воздуха мощный кусок ветчины, Бобик приподнялся на передних лапах, я бросил точно в пасть, бедной голодной собачке не пришлось даже подпрыгивать и ловить, после чего легла дрыхнуть снова, а отец Леклерк завидующе вздохнул.

— А что еще можете?

— Только еду и посуду, — сообщил я.

— А одежду?

— Пробовал, не получается, — ответил я. — Не понимаю, по структуре проще… Наверное, мой уровень пока недостаточен. Уровень подготовки, я имею в виду. Так у нас, паладинов, называется святость на воинском языке. Позвольте предложить вам вот этот божественный напиток… Его создали монахи-бенедиктинцы, он так и называется — «Бенедиктин»…

Он попробовал осторожно, памятуя опыт с коньяком, довольно заулыбался.

— Оригинальный вкус…

— Это ликер, — объяснил я. — Отец Леклерк, я не вражеский лазутчик, а вы отвечаете так уклончиво, будто я щас все ваши тайны передам на Маркус!..

Он вздохнул, сделал глоток уже побольше, некоторое время прислушивался, как огненный ком катится по горлу и проваливается в желудок.

— Если честно, — ответил он, — то я не знаю, чем заняты старшие братья. У нас очень строгий устав, но с большими снисхождениями к слабостям человеческим, ибо монахи… тоже человеки. Монастыри со слишком строгими уставами постепенно захиревали, а монахи втихую разбегались, хотя никто их не гнал в такие монастыри, сами шли и наивно верили, что вынесут строгую и праведную жизнь. Потому у нас сразу записано, что хотя все мы жаждем быть праведниками, но не всем удается быть праведниками с утра и до ночи… да еще каждый день!

Я сделал себе большую чашку крепкого черного кофе, отец Леклерк сразу заинтересовался, уловив дразнящий аромат, а я сказал со вздохом:

— Думаете, мне такое незнакомо? Сам время от времени устраиваю такую монастырскую жизнь! Еще в своих срединных придумывал строжайший режим и клялся начинать с понедельника или с первого числа месяца… в крайнем случае, с Нового года.