Русско-японская война. В начале всех бед - Анатолий Уткин

Переговоры фактически зашли в тупик. Чтобы выйти из него, российская сторона 1 декабря 1903 г. предложила, чтобы территория севернее 39 параллели в Корее считалась нейтральной зоной (линия Пхеньян-Вонсан). В ответ японские представители сделали свое предложение: они прекращают обсуждение поведения России в Маньчжурии, если Россия не будет обсуждать поведение Японии в Корее и фактически согласится на преобладание Японии в Корее. Алексеев справедливо охарактеризовал это японское предложение единственный возможный для Токио компромисс — как стремление Токио установить протекторат над Кореей, оставляя руки России свободными в Северном Китае. Именно такую интерпретацию японского контрпредложения мы видим в телеграмме наместника Алексеева царю от 26 декабря 1903 г.

Трудно не дать негативной оценки родственнику Безобразова адмиралу Абазе — секретарю Дальневосточного комитета. От имени императора Абаза нередко слал телеграммы Алексееву. Тон этих телеграмм был неизменно жестким. Полагая, что он имеет дело с личным мнением императора Николая Второго, наместник Алексеев принимал их тон как директивный и отвечал японцам также в жестком тоне, фактически отходя от последних возможностей компромисса. Получалось, что одна сторона поощряла жесткость другой, Петербург стимулировал несговорчивость наместника во Владивостоке и русских дипломатов в Токио. Находясь в этом замкнутом круге, Абаза не считал нужным оповещать о нюансах российско-японских переговоров даже главу русской дипломатии Ламсдорфа. Такое же нарушение инструкций (предполагая, что с ним делится своими личными мыслями сам император Николай) допускал Алексеев. Он тоже не делился с главой внешнеполитического ведомства опытом своих контактов с японцами.

29 декабря 1903 г. адмирал Абаза доложил царю свое мнение: если даже войны с Японией удастся избежать, Россия просто обязана усилить свое военное присутствие на Дальнем Востоке. И сделать это нужно быстро. «Чтобы поддержать мир между народами Дальнего Востока, необходимо присутствие наших войск, даже если эти войска не приступят к конкретным операциям. Существует японская поговорка: «Сильный не вынимает меча из ножен», и эта поговорка кажется пригодна к оценке текущей ситуации».

13 января 1904 г., решив (судя по всему), что дальнейшие переговоры бесполезны, японское императорское правительство обратилось в четвертый — и последний раз — к российскому правительству с предложением пересмотреть свою позицию. Министр иностранных дел Курино потребовал от посла в Петербурге Курино лично и устно обратиться к Ламсдорфу: японское правительство готово с пониманием отнестись к интересам России в Маньчжурии, но Россия должна уважать территориальную целостность Китая и не вмешиваться в договорные отношения Китая с другими державами, включая Японию. В конечном счете императорское правительство Японии предложило России (это очень важно) радикальный раздел зон влияния: Маньчжурия становится русской зоной влияния, но Россия отказывается от попыток ввести в зону своего влияния Корею, подразумевая ее переход полностью в японскую сферу влияния. (Такое «упрощение» ситуации далеко не всеми поддерживалось в Японии. К примеру, возглавлявший армию Ямачато Аритомо категорически отказывался на эту, а его точки зреения «уступку» — получив ее, Россия не ослабит, а «распалит» свои амбиции).

Посол России в Японии Розен неоднократно предупреждал Петербург от благодушия. Если Япония ощутит себя загнанной в угол, она будет воевать.

Условием «упрощения» взаимной задачи был быстрый ответ Петербурга на японские предложения. Не менее четырех раз посол Курино оказывал на министра иностранных дел Ламздорфа своего рода психологическое давление с целью побудить того быстро и определенно ответить на японские предложения. Нетрудно было представить себе, что не имея экстренных причин, японский посол не стал бы столь назойливо требовать немедленно ответить на японские предложения. Была видна и исключительная взволнованность японского дипломата.

На балу в Зимнем дворце японский посол встретил бывшего министра финансов Витте и попросил его о помощи в дипломатическом разрешении потенциального конфликта. «Япония на краю своего терпения, и если ответа не поступит и сейчас, то разразятся враждебные действия». Витте передал слова Курино Ламздорфу, но ответ министра вселил мало надежд: «Я ничего не могу поделать. Я фактически не принимаю участия в переговорах». К 4 февраля 1904 г. российского ответа не последовало, и Токио принял роковое решение. Пораженному Ламздорфу посол Курино заявил, что покидает русскую столицу. Курино объяснил министру, что его правительство считает «необходимым защищать свои права».

Когда Курино покидал Петербург, наместник Дальнего Востока Алексеев, находился в Японии и своими глазами видел японскую мобилизацию; он соответствующим образом информировал Петербург. Наместнику в Токио сказали, что терпение Японии пришло к концу и посол в России отозван. Но о войне не было сказано ни слова и Алексеев, ума палата, доложил свои соображения: японцы блефуют. И ближайшее окружение убеждало царя в том, что Япония не решится на войну ни при каких обстоятельствах.

«Общество черного дракона» в стране и генерал Кодама в военных структурах создали ясное ощущение того, что время работает не на Японию, и поэтому ей нужно спешить. Всех подстегнуло принятое 1 января 1904 г. решение Британии не предоставлять Японии очередного займа — без британских займов Японии будет трудно увеличивать свой военный и колониальный бюджет.

Японские разведчики из Владивостока сообщали, что четыре российских крейсера и 18 торпедных катеров приведены в боевую готовность с тем, чтобы усилить эскадру, стоящую в Порт-Артуре. В этой ситуации японцы могли рассчитывать только на спешащие из Индийского океана новейшие крейсера «Нишин» и «Кацуга». Другие заказы европейцы, не желая «обидеть» Россию, выполнять не будут. Еще более повлияло на решимость японского руководства следующее: японская разведка докладывала, что 13 января 1904 г. глава российского генерального штаба и военный министр России завершили разработку планов по наступлению на Японию, и что эти планы были одобрены царем Николаем Вторым, передавших их наместнику — адмиралу Алексееву.

Кодама, как и многие окружающие, знал о неимоверном риске войны, но он был уверен, что, по меньшей мере, на начальной стадии Япония способна нанести несколько мощных ударов и закрепиться на позициях, откуда выбить ее будет нелегко.

В Токио Ойяма произвел обзор сложившихся обстоятельств. Он пришел к заключению, что промедление невозможно — оно будет в пользу России. Ее мощь, полагали японцы, будет расти с каждым годом по мере использования Транссиба, по мере освоения Дальнего Востока. Следовало решаться. Теперь Кодама обратился к ближайшему военному окружению, к прежним и нынешним военным лидерам Японии, наиболее важным среди которых в той ситуации был Ойяма. Именно в эти дни фельдмаршал Ойяма приходит к выводу, что начало войны было бы в интересах Японии. В полуофициальном «Суждении о ситуации», представленном трону, Ойяма впервые говорит, что чем быстрее состоится нападение на Россию, тем лучше для Японии.