Лечь на амбразуру - Фридрих Незнанский

— Скажите, — вмешалась вдруг Галочка, причем выражение лица ее сделалось сердитым, — а зачем нам нужны все эти странные сложности? Не проще ли позвонить тому же Игорю Платоновичу и сообщить ему, что бумаги у меня? Что я нарочно, подозревая кое-кого в нечестности, приняла сама такое решение. И черт с ним, с чемоданом, в конце-то концов. Не на нем же свет клином сошелся! А бумаги я честно передала по назначению. Что же касается нашего депутата, которому лично я не верю, как не верит и половина Белоярска, то он как-нибудь перебьется. Или пусть сам Игорь Платонович информирует его лично. Не проще ли поступить именно так, господа?

Воинственный тон и это «господа» вызвали улыбки.

— А ведь она права, Денис, — заметил Гордеев. — Кажется, мы с тобой маленько перемудрили. Ну да, не хотелось раньше времени раскрывать свои карты. Елисеев-то уже нервничает, это однозначно. Не найдя бумаг в чемодане Галины Федоровны, запаниковал и Журавлев-младший. Наверняка в курсе дела и дядя-депутат и теперь тоже волнуется: куда это девался гонец? А что касается губернатора, то он, пожалуй, единственный, кого ничто не тревожит. Он сделал главное для себя: перетянул на свою сторону общественное мнение города, а дальше хоть и трава не расти.

— Но тогда тем более следует абсолютно точно продумать линию поведения Галочки и выверить ее текст. Вот пример. Кто сказал, что бумаги исчезли вместе с чемоданом? Об этом в Белоярск сообщил Елисеев? А откуда он это узнал? От нее — от Галочки? А разве она это говорила? Вот же свидетель рядом — речь шла исключительно о чемодане.

— Ага, — живо подхватил Гордеев, — Галочка мало знакома с этим типом, а я давно его знаю. И что он наркотой балуется — тоже. И мне, как и Галочке, показалось, что Женька был немного не в себе. Мог что-то не понять и перепутать. Я — тому живой свидетель… Скверно это, конечно, грязно, но, рассуждая логично, он первый начал. А чтоб не сильно залупался, я ведь могу ему и про «пальчик» намекнуть. Про тот, который обязательно выплывет в суде. И что он станет делать дальше? На меня бочку катить? И что после этого поимеет? Не уверен, что он полный болван.

— Однако, ребята, — сказал Денис, — все это можно пустить, как говорится, в производство лишь после того, как ваши бумаги лягут на столы адресатам. Я имею в виду Кремль и Белый дом. С Думой, полагаю, будет все гораздо проще. Кинем в Комитет по законности и правопорядку либо еще кому-нибудь, минуя сознательно господина Журавлева-старшего, чем лишний раз подчеркнем народное к нему недоверие. Как?

— Я согласна, — первой отреагировала Галочка. — Но ведь мы должны быть уверены, что документы действительно лягут на указанные столы. А что касается нашего депутата, то у меня имеется твердый аргумент: меня народ, в смысле — общее собрание уполномочило передать письмо руководству страны, а о депутате речь шла только вообще. Кстати, в его адрес было высказано немало претензий. Вот тут я действительно могла что-то и перепутать. Виновата!

Она склонила прелестную свою голову, и было видно, что на самом деле ни в чем виноватой себя не считает. И умница.

Александр Борисович не заставил себя ждать.

Пока обсуждали более мелкие вопросы, раздался звонок городского телефона. Денис взял трубку.

— Привет, Дениска! Турецкий. Юра с э-э… еще не уехал от тебя?

— С Галочкой?

— Да-а? Уже Галочка? Ну вы, ребятки, смотрю, быстрые на ногу! Эй, Денис, только не ври, у тебя громкая связь?

— Как скажете, дядь Сань, — ухмыльнулся Денис, глядя на своих гостей. — Могу и выключить.

— Да ладно, негодяи, я ж не собираюсь… Извини! — Из динамика раздался пронзительный телефонный звонок, затем он стал тише, как если бы Турецкий прикрыл ладонью свою трубку. — Послушай, подруга моя дорогая, — донеслось до них, — я тебе уже объяснил, что этот Самойлов — помощник, и всего лишь. Не больше. А зовут его Федором Михайловичем. Как писателя Достоевского, сечешь? Читала «Записки из мертвого дома»? Как, не читала?! Клавдия, душа моя! На чем же ты воспитывалась? Боже, какой просчет! Все! Успокойся, это дело мы с тобой быстро поправим… Вот когда скажу, тогда и поправим! Повторяю, если бы мне нужно было самому звонить Самойлову и сообщать о своем желании сегодня же встретиться с его шефом, то я бы так и сделал. Понимаешь, радость моя ненаглядная? Но мне до самого разрезу необходимо, чтобы его поставила об этом в известность верный страж самого Меркулова! Осознаешь высокую честь?… Да с Костей я договорился… Вот именно! Главное — безапелляционный тон и абсолютная уверенность в правоте нашего общего, святого и законного дела… Что — когда? А-а, теперь и я усек! Как только дам команду, так и готовься. Нет, книгу доставать не надо, у меня есть в домашней библиотеке, я захвачу… Аут, Клавдия! — Пауза, звук стал сильнее — видимо, Александр Борисович убрал руку с микрофона. — Извини, Дениска! Так о чем я?

— Про громкую связь, — спокойно ответил Денис. — Выключить, а, дядь Сань? Или пускай ее?…

— Ну-у-у… — непонятно было, изумился Турецкий или оказался поверженным навзничь.

Галочка, глядя на лица Дениса и Юры, отчаянно зажимала рот рукой, чтобы не разрыдаться от смеха — такое у них было выражение лиц. Пока шел монолог Турецкого, не рассчитанный, естественно, на посторонние уши, Гордеев шепотом успел объяснить ей, что это Сан Борисыч так воспитывает секретаршу самого Меркулова. Ну манера у человека такая, куда денешься!

— Не понял, дядь Сань, Юру, что ль, позвать?

— Давай, — слабым голосом ответил Турецкий.

И когда Гордеев взял у Дениса трубку и сказал: «Привет еще раз», в кабинете раздался совершенно спокойный и деловой голос Турецкого:

— Петрович, имеешь еще что-нибудь добавить?

— Важная деталь, только открылась, — и Юрий Петрович рассказал об отпечатке пальца журналиста, спутника Минаева, оставленном им на одном из пакетиков с наркотиком.

— Кто дактилоскопию делал? — спросил Турецкий.

— Это у Дениса.

— А, понятно, тогда сомнений быть не может. Ладно, обсудим. Значит, Юра, как ты слышал, проблема с Белым домом на мази. Теперь касаемо Кости. Он может принять вас в районе четырех. Но сперва зайдете ко мне. С Галочкой, ты понял? Без десяти будьте у меня. Пропуска закажу, диктуй, как ее зовут.

— Галина Федоровна Сергейченко.

— Хохлушка, что ли? Пышечка?

— Наоборот, стройная и изящная. Брюнетка, не в твоем вкусе.

— Гляди-ка… Ох, кругом знатоки! Клуб веселых, понимаешь, и шибко находчивых… — Он еще что-то невнятное пробурчал и закончил: — Так что жду. Привет ребяткам.

Без четверти четыре Гордеев припарковал свой «форд» возле проходной Генеральной прокуратуры, а через пять минут, бережно поддерживая женщину под локоток, поднялся на нужный этаж и, пройдя по длинному и извилистому коридору, вежливо постучал в дверь кабинета «важняка» Турецкого.