Разработка - Евгений Вышенков

– А он… подпишет? – спросил, вставая, Штукин и тут же понял, что сморозил глупость. Полковник молча, устало и иронично посмотрел на него, и Валера вытянулся:

– Разрешите идти, товарищ полковник?!

Виталий Петрович лишь рукой махнул, все так же молча.

На рапорте Штукина начальник ОПУ написал по-штабному грамотную резолюцию: «Согласен, при утверждении Управлением кадров ГУВД и на усмотрение руководства УУР, согласно устной договоренности с зам. начальника УУР полковником Ильюхиным». Начальник разведки не хотел брать на себя ответственность за дальнейшую судьбу Валерия.

После не очень продолжительной бумажной волокиты Штукин, уже в новой должности, прибыл в шестнадцатый отдел. Там его встретили, как родного. Заместитель начальника отдела по уголовному розыску сказал вновь прибывшему оперу:

– У тебя ужасная репутация, нам это нравится, но пока ты лучший по поведению среди нас. Так что – давай!

И Валерка – давал. Он старался. Сначала на него косились, как на диковинку, так как «опушники» все же нечасто в оперов переквалифицируются, потом привыкли. Рабочее место Штукину определил все тот же зам по розыску:

– Занимай вот этот стол у окна… Место это почетное, можно сказать, с историей. Много тут достойных людей трудилось. Некоторые даже легендами стали.

– Легендами?

Зам по розыску как-то странно вздохнул:

– Да… Был такой опер – Артур Тульский… Он как раз за этим столом и сидел… Не слыхал?

– Нет, – пожал плечами Штукин. – А что этот Тульский сделал легендарного?

Новый Валеркин начальник вздохнул еще раз, но ничего объяснять не стал:

– Потом как-нибудь, под настроение… Непедагогично пока тебе ту историю рассказывать. Ты же у нас – вроде как штрафник? Вот и исправляйся.

В отделе Штукин прижился быстро, хотя особо тесно ни с кем не сошелся. Он стал своим, но в то же время оставался чуть-чуть особенным – не замкнутым, но и не рубахой-парнем, душой компании. Валерка никогда не отказывал никому из оперов в помощи, но сам почти никогда ни о чем не просил. Было в нем что-то от волка-одиночки. Это свойство не отталкивало от него людей, но оно чувствовалось.

Поначалу на Штукина, как на молодого, свалили все дерьмо – самые муторные, скучные и безнадежные дела. Он не пикнул, никому не пожаловался и – пахал, пахал, пахал.

Ильюхин время от времени звонил заму по розыску и интересовался:

– Как штрафничок?

В ответ полковник слышал, что «крестник», как ни странно, радует, что он – смышленый, быстро «всасывает», что не робок и легко берет ответственность на себя.

С финансовыми проблемами Валерию стало справляться чуть легче – нет, розыск, конечно, тоже не золотое дно, но, в отличие, от разведки, имея на плечах смышленую голову, подзаработать дополнительно на кое-каких темах можно было – особенно если не увлекаться чрезмерно распитием спиртных напитков с коллегами. А Штукин пить не очень любил – нет, не то чтобы всегда от стакана отказывался, компанию поддержать мог, но до поросячьего визга не нажирался. При этом про него сослуживцы никогда не говорили: «Не пьет – значит стучит!» Не похож он совсем был на стукача. А то, что парень старается и вкалывает… Может быть, и стали бы за спиной Валеры поговаривать: «Выслуживается, карьеру делает!», если бы не одно его достаточно быстро замеченное свойство. Несколько раз Штукин проявлял не смелость даже, а какую-то отчаянную, полуавантюрную… храбрость – не храбрость, рисковость какую-то, лихость непонятную, почти хулиганскую. Он один заходил в притоны, легко втирался в доверие к торговцам наркотиками и «закупался», легко звонил блатным от имени черт его знает кого и назначал встречи. Очень часто он, придумывая что-то на каждом шагу, оказывался на грани фола, но всякий раз как-то выкарабкивался. Он словно действительно что-то хотел доказать кому-то… или самому себе.

Однажды, когда он отработал в уголовном розыске уже больше года, Штукин в одиночку попытался задержать трех находившихся в розыске разбойников. Эта история могла кончиться для Валеры очень плачевно (так как после предупредительного выстрела в воздух у него переклинило пистолет), если бы не помощь случайно оказавшегося рядом студента юрфака, некоего Егора Якушева, который вмешался в драку. Злодеев удалось задержать, на «разбор полетов» в отдел приехал Ильюхин. Валера увидел полковника впервые после того памятного разговора. Виталий Петрович своего крестника, конечно, отчитал, но в глубине души был доволен его лихостью, что, конечно, не укрылось от мудрого и внимательного взгляда зама по розыску Виктора Ткачевского. Ткачевский был служакой опытным, понять он, может быть, и не понял всего до конца, но в кое-каких своих прежних выводах еще больше укрепился. С тех пор Штукину как любимцу (а может, не только любимцу, но и протеже) высокого начальства прощалось и разрешалось многое. Надо сказать, что Валера, конечно, это отношение прочувствовал, но никогда им не злоупотреблял и от скучных службистских обязанностей не отлынивал. Да он, вообще, ни от чего не отлынивал, поэтому и получил в итоге никем официально не продекларированное право на «вольную охоту», то есть право самому искать интересные, необычные темы. А молодые опера получали на это молчаливое согласие от начальства чрезвычайно редко.

Конечно, Штукину весьма помогал его опыт разведчика. Он старался работать нестандартно и как-то раз именно на «вольной охоте» дошел даже до того, что самостоятельно практически внедрился в уголовную среду… Впрочем, начальство его так никогда (к счастью) и не узнало об этой истории, уж больно она была… как бы это поприличнее выразиться… стремная, что ли. Совсем не для начальственных ушей.

Зато вот Денису Волкову, помощнику Юнгерова, эту драму в красках с диким гоготом расписал Крендель – тот самый, который ходил на налет к «графине» вместе с Егором Якушевым. И который сам в этой истории сыграл не последнюю, прямо скажем, роль. А дело было так.

…Горе-налетчики Крендель и Сибиряк получили как-то раз «набой» на интересную квартиру, где собирались бывшие фарцовщики, превратившиеся просто в спекулянтов, но – с устойчивыми связями с иностранцами. Навел на эту хату центровой жулик и наркоман по прозвищу Патагония. Патагония был, в общем, человеком не злым, но со склонностью к «кидалову», а потому часто тер с гоп-стоповцами. Естественно, в разговорах за кофе или пивом возникали темы. Вот так и в тот раз вышло. Патагония рассказывал про «вкусную» хату и даже руками всплескивал от возбуждения:

– Да я лично видел коробок пять с Палехом[63]. Как заходишь – за туалетом ниша. Это же… Короче – вы делаете, а я уже к вечеру – в Москве. Скину все это добро скупщикам на Арбате. Вы только посчитайте табаш! И главное, это ж совершенно «чистая» тема! Они сами-то кто? Мажоры бывшие, «псевдоамерика». Все на штатников настоящих хотели быть похожими. И что они мусорам скажут? «Отняли у нас злыдни этак под триста палехских шкатулок! У нас родни много, вот мы и накупили презентов…» Не заявят они, отвечаю, в натуре!