Пёс - Кирилл Рябов

— Полиция. Ты вызвал их?

— Полиция! — злобно фыркнул Вилли, развернулся и двинулся шаркающей походкой назад к прилавку.

Вернер зашёл в магазин.

— Запри дверь, — сказал старик. — Не хочу никого видеть. Хочу посидеть тут, поджав хвост, будто нашкодивший пёс.

Вернер запер дверь.

— Кто это был? Ты его узнал?

— Его! — снова фыркнул Вилли. — Будь это кто-то один, я бы с ним справился. Я старый, да, но удар у меня до сих пор неплохой. В армии я был чемпионом округа…

Звучало это всё жалко и неправдоподобно. А тут ещё снова заговорил треклятый внутренний голос, принадлежащий «злому Вернеру»: «В армии, Вилли? Ты имеешь в виду, конечно, вермахт?»

— В полицию я не звонил и звонить не буду, — сказал Вилли. — Не вижу смысла. Они ничего не сделают. Но мне будет хуже.

— Что ты такое несёшь? — спросил Вернер, поднял с пола несколько пачек Camel и положил на полку.

— Они зашли сюда целой толпой, человек восемь или десять. И стали просто сгребать товар и совать в карманы. А я как будто и не существую.

— Полицейские? — спросил ошарашенно Вернер.

— Ты что, дурак? Какие полицейские?! Чёртовы арабы, вот кто! Когда я попытался их остановить, один схватил меня за шкирку и отвесил пинка. А потом подошёл и дал пощёчину. Пощёчину, понимаешь? Лучше бы он от души приложился кулаком.

— Пожалел тебя, — сказал Вернер.

— Пожалел?! Пожалел?! — завопил Вилли бабьим голосом. — Они вынесли сигарет на пятнадцать сотен, если не больше. Хозяйничали тут, как у себя дома. Один ковырялся в носу и вытирал козявки об стену. Будь у меня пистолет…

Старик замолчал, яростно сопя.

— Но почему ты всё-таки не вызовешь полицию? — повторил Вернер.

— Потому что их много. В соседнем квартале они занимают целую пятиэтажку. И таких пятиэтажек знаешь сколько по городу? Даже если полиция задержит парочку этих вонючих, грязных козлоёбов, другие вернутся и сожгут мой магазин. А мне отрежут голову и пойдут играть ею на городской площади. Потом появится какая-нибудь бестолковая пизда в телевизоре и скажет, что я бывший нацист, травивший евреев в Аушвице, а эти милые люди всего лишь блюдут свои народные традиции. Ведь это их традиции — отрезать голову старику, изнасиловать ребёнка, сжечь живьём христианина, нет? Мы ведь должны уважать традиции других народов, — добавил Вилли ехидным голосом.

— Успокойся, — попросил Вернер. — Мне кажется, ты сгущаешь…

— Вот-вот, — кивнул старик. — Только это я и слышу. Мы сгущаем. А на самом деле всё прекрасно! Может, мне застрелиться, чтобы никому не мешать? А перед этим подарить свой магазин какому-нибудь вонючему Усаме, который вытирает жопу рукавом?

Вернер вздохнул.

— Когда я шёл к тебе, видел одного, он срал прямо посреди улицы.

Вилли хмыкнул.

— А я ничего не сделал, — продолжал Вернер. — Возмутилась только фрау Кляйбер. А ведь ей лет девяносто.

— Вы размякли, молодежь! Молчите! Ни скорби, ни вопля! — сказал Вилли. Он поднял с пола пачку HB, сорвал целлофан и вытащил сигарету. — Не курил двадцать лет. Все двадцать лет терпел. Наконец-то есть повод, так что совесть будет спокойна.

Вернер поднёс огонёк зажигалки. Вилли жадно затягивался, выпуская дым через нос. Даже не кашлянул. Выкурив половину сигареты, он положил её в пепельницу.

— Порядок, — сказал старик. — Жаль, нельзя так же со шнапсом. Лёгкие гораздо добрее к человеку, чем печень. А с печенью у меня дела не очень хорошо обстоят.

— Вчера моя девушка поехала в лагерь для беженцев, — сказал Вернер. — Она репортёр. Вечером звонит мне и говорит, что там бунт, пожар. Автобус съемочной группы сожжён.

— Скоро нас всех сожгут, — пробормотал Вилли. — А твоя девушка, с ней всё нормально?

— Нормально, — ответил Вернер. — Ей повезло.

— Это та мясистая шведка, верно? — спросил Вилли. — С круглой задницей…

— Ингрид? Нет, мы расстались. Мою девушку зовут Эльвира. Мы как-то заходили вместе.

— Правда? — сказал Вилли. — Возможно. Не помню. Я ещё не в маразме, но память временами подводит. Я не помню, что ел сегодня на завтрак. Но помню, например, как британцы разбомбили в опилки мой город. Я это видел. Прятался в колодце. А мой приятель залез в пустую цистерну. И поджарился внутри. Они всё забросали зажигалками. Всё горело. Сплошной огненный смерч.

— Кошмар, — сказал Вернер. — Прости, Вилли, можно я куплю у тебя всё-таки сигарет?

— Бери так, — сказал старик. — Всё что хочешь.

— Не говори глупости.

Вернер взял несколько пачек American Spirit и положил на прилавок двадцатку.

— Так вот, бомбёжка. Я был жутко напуган. Однако страх можно пережить, поверь. Но такого унижения, как сегодня, не было никогда.

— Что же делать? — спросил Вернер.

— Хотел бы я знать, — ответил Вилли. — Сегодня я возьму выходной и обо всём подумаю. Возможно, я слишком стар. Пора продать магазин. Как ты думаешь? У меня сестра живёт в Кёльне. Тоже одинока. Всё зовет переехать к ней.

— Наверное, это неплохой выход, — сказал Вернер.

— Неплохой выход, неплохой выход, — передразнил Вилли. — Это называется сбежать, поджав хвост.

— А какие есть варианты? Они ведь и дальше могут так делать. Если это сойдёт им с рук. Они будут приходить сюда и забирать всё даром. Бить тебя, унижать.

— Хватит! — крикнул старик, закуривая вторую сигарету. — Решил поиздеваться?

— Нет, что ты. Но, боюсь, всё это очевидно. Может, тебе нанять охранника?

Вилли фыркнул.

— Охранника. Да что он может сделать против толпы? В Америке я бы купил себе штурмовую винтовку и перестрелял всё это стадо прямо здесь. И суд бы меня оправдал. А после этого ни один сукин сын не посмел бы и носа тут показать.

— Вилли, это слишком, это перебор, — сказал Вернер и тоже достал сигарету. — Некоторые из них, конечно, диковаты…

— Ты просто размазня! — сказал старик. — Либерал без яиц. Пройдёт несколько лет, я умру, умрет фрау Кляйбер, и Германия постепенно исчезнет. Вы всё просрёте! Завтра тебе придёт предписание, в котором будет сказано, что в твою квартиру заселят араба. А ты и пикнуть не посмеешь. Потом этот араб поставит твою жену раком, а ты скажешь, что ничего страшного нет и тебе как раз нужно прогуляться.

— Ты не прав, — сказал Вернер, закуривая. — Зачем, зачем ты это говоришь? Такие суждения… Это… Это как-то даже несовременно.

Вилли угрюмо хмыкнул. Вернер посмотрел на часы. До прибытия поезда оставалось сорок минут.

— Мне пора на вокзал. А ты позвони в полицию.

Старик ничего не ответил. Вернер вышел из переулка на главную улицу и стал ловить такси. Почти сразу же к нему лихо подрулил старенький Volkswagen. За рулём сидел смуглый небритый тип в кожаной куртке. Вернер уже собрался залезть в салон, но вспомнил, что взял с собой совсем мало денег.