И меркнет свет - Кейти Роуз Пул

– Маленькая смертная, ты не поймешь, – сказал бог. – Я создал этот мир. Он существует, потому что существую я. Он мой. Он – я.

Беру поразмыслила над этим. Ей показалось, что бог чуть ли не капризничает. Но это было не совсем так. Бога не могли удовлетворить маленькие победы. Раньше он существовал только в состоянии всемогущества. Если бы он захотел убить Палласа, то уже сделал бы это, и радоваться или грустить было бы не о чем. Так было бы, просто потому что так решил бог.

Но больше нет.

– Все в мире связано со мной, – продолжил бог. – И вы, люди, связаны со мной. Пока вы не начали меняться, выбирать… любить. Вот зачем я создал пророков. Когда люди перестали быть связаны со мной, меня от них отрезало. Поэтому я отдал немного от себя нескольким из них, чтобы они могли рассказать другим.

«Рассказать о чем?»

– Передать мое послание. Мои законы. Мои приказы. Что им делать и что не делать. Но они – неуправляемые звери – не захотели поступать так, как велю я.

«И ты их наказал?»

– Наказал? – Кажется, бог этого не понимал. – Тем, которые следовали моим законам, позволили жить дальше. А тем, кто не следовал, пришел конец.

Беру поежилась. Бог думал только абсолютными понятиями. Ничто не было оправдано, потому что ничто не требовало оправдания. Такой взгляд на мир пугал. Понимание, что ярость бога не была порождением бессердечия или жестокости, а просто непониманием самого концепта эмпатии. Себя и других. Любви, боли и страданий.

Возможно, бесполезно объяснять богу правду о его созданиях. Возможно, такое существо, нечто бесконечное и безграничное, не способно увидеть мир глазами человека.

«Это и есть наказание, – сказала Беру. – Ты навредил им, потому что они не повиновались».

– Я их исправил.

«Ты заставил их страдать».

– Беру, не так ли? – чей-то голос вырвал ее из размышлений.

Она постаралась вежливо улыбнуться, когда перед ней появилось лицо хератской воительницы. Она поискала в памяти имя девушки.

– Кхепри, – подсказала та, явно правильно интерпретировав бесцветную улыбку Беру.

– Прости, – сказала девушка.

Кхепри лишь отмахнулась:

– Все нормально. Я знаю, что сейчас многое занимает твой разум.

Улыбка Беру чуть погасла.

– Прозвучало неправильно, – сказала Кхепри. – Мы раньше не общались, и вот я… Я лишь хочу сказать, что знаю, что ты прошла через многое.

– Как и мы все, – ответила Беру, убирая выбившуюся прядь за ухо. – Тебя удерживал в плену Паллас.

Кхепри смотрела на собеседницу, размышляя над ее словами.

– Паллас, ага. Все еще не могу в это поверить. Иерофан оказался пророком. Но это неудивительно. Мне всегда казалось, что он явно привык к поклонению людей. Должно же это искажать личность, не думаешь? Некоторым легко стать одержимыми в попытках сохранить такую власть.

Беру подумала о боге и его потребности менять мир под себя.

– Ты же пришла не просто так поговорить со мной? – спросила Беру.

На губах Кхепри появилась грустная улыбка:

– Нет смысла притворяться, что это не так. Хассан сказал мне этого не делать.

– Не говорить со мной? – спросила Беру. Ей не казалось, что Кхепри ее боится, возможно немного остерегается, но не боится. Наверное, сложно поверить, что в ее теле затаилось древнее существо, настолько могущественное, что оно может превратить в руины весь город, если не увидеть все это своими глазами. – Он сказал тебе, что я опасна, да?

Кхепри кивнула, и Беру не могла не оценить ее прямоту.

– Наверное, мне в это сложно поверить.

– Ну, он прав, – сказала Беру, вцепившись в фальшборт. – Я и правда опасна.

– Достаточно опасна, чтобы захватить шесть пророческих городов, – сказала Кхепри. – Это же с тобой делал Иерофан, да? Использовал, чтобы подчинить другие города. Думаю, Назиры ему было мало.

Беру почувствовала горячий прилив злости, а за ним тошнотворную вспышку вины. Кхепри права. Она позволила Палласу это делать.

– Я знаю, что произошло в твоем городе, – сказала Беру. – Ты сражалась с Палласом еще до всех нас.

На лице Кхепри появилось удивление. Потом она сглотнула, став серьезной.

– Это так. Как и народ Назиры. Мои братья, Крыло Скарабея. Они сражались с Палласом все это время.

– И ты хочешь помочь им.

– Я хочу, чтобы им помогла ты. Я видела, как ты сломала цепи движением пальца, как остановила целый… – Она замолчала, качая головой. – В тебе много силы. Не хочешь воспользоваться ею?

– Я не могу, – ответила Беру. – Прости. Если бы могла, но это не так.

– Почему нет? – спросила Кхепри. – Ты могла бы сделать что-то хорошее, отплатить за все то, что Иерофан заставил тебя делать. Ты могла бы спасти мой народ.

Беру отвернулась, чтобы не видеть на лице Кхепри боль и отчаяние.

– Она права, – заметил бог. – Ты могла бы. Мы могли бы. Ты этого хочешь.

Беру глянула на горизонт. Бог был прав. Часть ее мечтала использовать эту силу во имя добра. Чтобы помочь Кхепри и всем, кто, как она знала, страдает.

Но еще она знала, чем это закончится.

– Я не могу использовать эту силу, – ответила Беру, заставив себя взглянуть в глаза Кхепри. – Она не моя. И тот, кому она принадлежит… Если я его выпущу, если освобожу… Ты видела, что произошло на берегу. Это лишь малая часть того, на что он способен. Спасая твой народ, я обреку весь мир.

Кхепри долгое время удерживала ее взгляд.

– Прости, – снова произнесла Беру.

Кхепри покачала головой, глядя на горизонт:

– Наверное, я кажусь эгоистичной, прося тебя об этом, пока ты пытаешься спасти весь мир.

– Назира – твой дом, – ответила Беру. – Конечно, ты готова сделать что угодно, чтобы спасти ее. Может, это и эгоистично, но человечно. А значит, за это стоит держаться.

* * *

Помимо Эфиры и иногда Антона единственным человеком, ищущим компании Беру, был Эвандер, сын торговца, которого они спасли из цитадели. Несмотря на пережитое в руках свидетелей, парень оказался самым дружелюбным человеком на корабле и не стеснялся болтать с Беру обо всем, что придет ему на ум. Часто он жаловался на нехватку хорошей одежды, иногда сплетничал о других (он, как она узнала, был необычайно внимательным, несмотря не притворную рассеянность) и иногда размышлял о том, что ждет их в Керамейкосе.

Беру не возражала против его постоянной болтовни. Она успокаивала девушку, потому что голос Эвандера заглушал бога в ее голове.

В те часы после полудня, во время шестого дня путешествия Эвандер рассказывал ей обо всех нарядах, которые надевал на пятидневное празднование свадьбы дочери эрцгерцога, а Беру дремала на своей койке.