Шоу безликих - Хейли Баркер

Я думаю о Хошико, вспоминаю, как она посмотрела на меня прошлой ночью. Представляю ее глаза.

Мне она видится настоящим человеком.

Я снова слышу слова Прии.

Сердце и голова. Судите своим сердцем и головой.

Из следующей клетки доносятся крики обезьян. Я не хочу подходить туда. Мне невыносимо видеть их печальные глаза, а запах фекалий вызывает тошноту.

— Извините, — говорю я львам, которые бесстрастно смотрят на меня. — Извините, что вам здесь так несладко.

Когда я оглядываюсь по сторонам, то вижу, что входные двери главной арены слегка приоткрыты. Я осторожно подхожу к ним и заглядываю в щелку. В дневном свете все выглядит по-другому, без мерцающих огней и толпы зрителей. Здесь стены оранжевые, как и снаружи. В этом огромном пространстве пусто и холодно.

Впрочем, люди тут есть: в одном из далеких уголков я вижу группу мальчиков.

Интересно, что они делают?

Я оглядываюсь. Меня никто не видит, кроме животных, которые как будто придвинулись к прутьям решетки и осуждающе смотрят на меня.

Я осторожно проскальзываю в дверь, выхожу на арену, ныряю в проход между рядами, прищурившись, наблюдаю за происходящим.

Я вхожу в комнату следом за детьми. Единственный вход расположен под распылителем. Туман химикатов обволакивает меня со всех сторон.

Дети растерянно сбились в кучу в углу огромного зала. Здесь расставлены различные гимнастические снаряды — спортивные маты, брусья, перекладины, канаты и прочее. В дальнем конце, за столом, сидят три человека, они держат ручки в руках и ждут.

Я тотчас же их узнаю.

По сторонам — финансовые попечители цирка, важные городские шишки. Они выглядят как близнецы — одинаковые седые волосы, черные костюмы, бездушные лица. Я не помню их имен, но мы называем их Труляля и Дураля.

Между ними сидит женщина. На ней темно-синий костюм, короткие рыжие волосы обрамляют лицо, подчеркивая ледяные голубые глаза. Я знаю ее имя. Все знают, кто она такая. Вивьен Бейнс — министр по контролю за Отбросами.

Ух ты, два визита подряд. Для нас это большая честь.

Охранники выстроились вдоль стены, нацелив пистолеты на меня и детей. Понятия не имею, какую угрозу мы можем для них представлять.

Впрочем, не стоит удивляться. Пару лет назад ее детей пытались похитить члены одной из банд ненависти. Похитителей поймали, прежде чем они успели зайти слишком далеко. Их повесили прямо перед Домом Правительства.

Жаль, что им не удалась эта попытка. Жаль, что они не смогли убить Бейнс и ее детей. Если бы похитителям повезло, то в мире стало бы на трех Чистых меньше.

Она замечает меня, поднимает руку и длинным пальцем с идеальным маникюром подзывает меня.

— Ты, девочка-Отброс. Подойди сюда.

На ее лице не просто отвращение или презрение, которое можно увидеть у Чистых. Нет, это что-то другое, более личное, она как будто дьявольски зла на меня. Ее глаза буквально прожигают меня насквозь, пока я прохожу через всю комнату. В свою очередь я отвечаю ей тем же: смотрю прямо в глаза. Если она хочет запугать меня, то ей придется очень постараться.

— Давайте покончим с этим как можно быстрее. У меня и без этого дел по горло. Проверь способности этих грязных ублюдков, а затем сообщи нам, будет от них какая-то польза в цирке или нет.

Я коротко киваю ей и направляюсь к детям. Они сидят, сбившись в кучу и скрестив ноги. Мне неприятно, что они с опаской смотрят на меня, как будто это я плохая, а не та злющая стерва у меня за спиной.

Я оборачиваюсь и смотрю на Бейнс. Она не обращает на нас внимания; перед ней открытый ноутбук, и она яростно стучит по клавишам. Два типа по сторонам от нее делают то же самое. Я опускаюсь на колени и шепотом обращаюсь к детям.

— Все нормально. В конце дня вы все вернетесь домой.

Лица детей светлеют. Им приходится жить в холоде, грязи и нищете, они вынуждены все время голодать, и все же никто из них не рад оказаться здесь. Может быть, они уже знают, что это за место. Наверное, чувствуют зло, повисшее в воздухе.

Место в труппе означает неминуемую смерть. Может быть, на какое-то время вам удастся избежать ее. Может быть, вам посчастливится прожить еще неделю, месяц или даже несколько лет. Но единственное, в чем вы можете быть уверены — смерть уже ждет вас. Она надевает роскошный костюм, носит обезьянку на плече и может в любой момент оказаться рядом. Достаточно одного щелчка кнута — и вам конец.

Мне все равно, что говорит Амина. Я никому ничего не обещала.

Внезапно позади меня раздается шум. Входит группа рабочих, которые вкатывают внутрь какую-то гигантскую штуковину: черную, металлическую, внушительных размеров. В последний раз, когда я видел нечто подобное, это было в Имперском музее военной истории, куда мы отправились на экскурсию всем классом. Но эта конструкция намного больше тех, которые использовались сотни лет назад.

Это пушка.

Двенадцать человек проталкивают ее в дверь и выкатывают на арену. Они медленно продвигают пушку вперед. Отбросы очень слабые, во всяком случае, нам так говорят, и видно, что им очень тяжело двигать ее. Наконец, они устанавливают пушку в задней части арены, на деревянном возвышении, которое было возведено еще до премьеры.

Как только она оказывается на месте, появляются четыре Отброса с рулетками. Они удивительно медленно поворачивают пушку то влево, то вправо, поднимая немного вверх и опуская слегка вниз, наводя на цель на противоположной стене. Наконец, они, похоже, остались довольны. Мужчины отступают, и один из охранников начинает заталкивать мальчиков на середину возвышения.

Как мне кажется, им всем примерно от пятнадцати до восемнадцати лет. Впрочем, сходство заканчивается именно на возрасте. Полупрозрачная кожа с трудом обтягивает их кости, которые торчат под острыми углами. Мне становится стыдно за то, что в школе я отказался от горячего обеда, зная, что у меня будет достаточно еды, когда я проголодаюсь.

Затем большинство Отбросов уходят: остается только один человек, который критическим взглядом осматривает пушку. Это, должно быть, какой-то техник, которого еще в детстве забрали из его семьи, так же, как забирают цирковых артистов. Охранники грубо выстраивают мальчиков в один ряд перед металлическими ступеньками, ведущими к жерлу пушки.

О, Боже. Неужели они собираются это сделать?

Отбраковка призвана оценить три вещи: ловкость, силу и умение держать равновесие. При оценке ловкости дети по очереди ложатся на мат, и я проверяю их на гибкость. По порядку вызываю их и стараюсь как можно быстрее провести фальшивую оценку их способностей.

По идее они должны принять ряд неудобных поз, например, прогнуться назад и сделать мостик. Или же я должна развести их маленькие ноги как можно шире, вперед и назад, вправо и влево, чтобы увидеть, какое напряжение они способны выдержать.