📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгПриключениеЛюди Истины - Дмитрий Могилевцев

Люди Истины - Дмитрий Могилевцев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 79
Перейти на страницу:

– Да, не стоит, – милостиво разрешил Низам.

Первым заржал эмир-и-харас, Арслан Тарик. А за ним уже грохнули, покатываясь, все без разбора – и беки, и слуги. Хасан стоял посреди водоворота хохота, посреди трясущихся подбородков, раскрасневшихся щек, брызжущих слюной ртов.

Наконец султан, отсмеявшись, вытер рот ладонью и сказал брезгливо: «Низам, ты привел нам нового шута?»

– К сожалению, да, о великий султан. Мне очень жаль.

– Выкиньте дурака отсюда, – приказал султан, скривив тонкогубый рот.

Тут же набежали, топоча сапогами, раскорячистые стражники, подхватили, потащили. Хасан не сопротивлялся, – будто откуда-то издали наблюдал за тем, что происходит с его телом. Его вытащили во дворик, швырнули на плиты, мокрые после недавнего дождя. Наподдали сапогами напоследок. Хасан скорчился, хрипло дыша. Стражники, пересмеиваясь, затопали прочь.

Хасан, глядя им вслед, приподнялся, – и тут же чей-то сапог, впечатавшись в его лопатки, придавил его лицо к земле, и знакомый голос прошипел: «Сейчас мы вспомним, кто тут мужчина, а кто нет!»

С мешком на голове и кляпом во рту, со связанными руками и ногами, Хасана притащили в глухую комнатенку и бросили на холодном глиняном полу. Было холодно, пронзительно холодно. Звуки снаружи почти не доносились сюда. Хасана душила черная слепая ярость. Он извивался, стараясь порвать или сбросить веревки, расслабить узлы, – напрасно. Связывавшие его знали толк в своем деле.

Обессилев, он затих, пытаясь помыслить здраво. Как же, как они сумели подменить ларец? Ведь он не выпускал его из рук! Ведь сам клал в него бумаги! Как? Немыслимо! …Вот почему был так спокоен визирь. Он уже обо всем знал, обо всем позаботился заранее! Ведь какая грубая проделка, ведь всякому разумному стало очевидно: подменили! Но визирь добавил к унижению обмана еще и осмеяние, – и первыми, торопясь стряхнуть со своих ног его пыль, засмеялись те, кто торопился подружиться с ним. Шакалы, гнусные, поджавшие хвост шакалы! Что же с ним сделают теперь Низам и султан? Оставят гнить в тюрьме? Казнят? Вряд ли казнят, – посмешища вываливают в навозе. Секира палача чересчур возвышенна для них.

Хасан, корчась во тьме, скрежетал зубами. Потом, обессилев, должно быть, заснул. Потому что холод вдруг будто проткнул стальным штырем позвоночник. Язык прилип к пересохшему небу. Но сильнее холода, сильней зуда в пересохшей глотке Хасана терзала распирающая боль внизу живота. Он попытался как-то извернуться, распахнуть одежды, стянуть шаровары. Напрасно. Многослойные парадные одежды из тяжелого хинского шелка не поддавались. Хасан застонал от стыда. Затем, решившись, расслабился, – и жаркая жижа потекла вдоль бока, по ноге. Сразу зачесалась намокшая, взопревшая промежность. Хасан, извиваясь, попытался отодвинуться от зловонной лужи, – но не успел и пары раз перекатиться, как, скрежетнув, открылась где-то сверху тяжелая дверь. Заскрипели сапоги, за ними по ступеням зашаркали чьи-то ноги в мягких туфлях.

– Ученейший Хасан, судя по запаху, перепугался, – сказал великий визирь мягко.

Рядом кто-то услужливо захихикал.

– Сними с его головы мешок, – приказал визирь.

Сильные бесцеремонные руки содрали с головы Хасана мешок, прихватив вместе с ним чалму и клок волос.

– Не смей смотреть на господина, падаль, – прошипел кто-то рядом, ухватив за волосы.

Хасан вздрогнул. Он узнал голос ряболицего – того самого, кого высмеял и унизил на базарной улице перед толпой и стражей.

– О, мой талантливый, глупый, наивный секретарь, – сказал визирь устало. – О ученейший праведник, намочивший собственные штаны. Надеюсь, ты не слишком обижен обращением с тобой? Ты должен быть благодарен, – тебя всего лишь вываляли в твоих собственных нечистотах. Ты жив. И, быть может, вскоре встанешь, отряхнешься и понесешь свою великую ученость дальше по дорогам моей великой страны. Если ты был чуточку умнее, какая польза от тебя была бы! Сколько мы могли бы сделать! И тебе не пришлось бы жаловаться на награды. Но ты захотел другого. Ты сам-то понял, чего хочешь? Зачем ты пропихивал еретиков-мулахидов в мои медресе? За деньги? По единоверию? Но если ты хотел проповедовать ересь у меня под носом – зачем дерзнул покуситься на меня? Глупец, глупец. Впрочем, к чему теперь об этом. Сейчас нужно исправлять то зло, которое ты успел сотворить. Ты можешь выйти отсюда живым, если расскажешь, что ты сделал с моим архивом. Я пришлю сюда твоих бывших подчиненных, – пусть полюбуются, слушая. А чтобы тебе не захотелось потянуть время, тебя не будут кормить, пока все до единой бумаги не вернутся на свое место. А по ночам, когда мои писцы спят, развлечь тебя придут люди моего Тутуша. Ты, кажется, уже знаком с ними.

Хасан заскрипел зубами.

– Согласен ли ты, мой ученый дурак? – спросил визирь.

– Да, – прохрипел Хасан.

Когда через четверо суток оборванного, смердящего нечистотами изможденного голодранца стража пинками и древками копий выпихнула за ворота цитадели Шахдиз, едва ли кто-нибудь смог бы узнать в нем Хасана ас-Саббаха, блестящего и ученейшего секретаря самого великого визиря. На улицах вслед Хасану улюлюкали, в него кидали грязью. Мальчишки дразнили его, тыкали палками. Хасан кидался бежать, падал. В конце улицы, у базарных ворот, когда уже показалась возможность убежать из города, скрыться, отдохнуть, чьи-то руки схватили его за ворот и потащили в закоулок. Хасан попробовал вырваться – и получил такой удар в живот, от которого перехватило дыхание, а из глаз покатились слезы. Потом его ударили по голове, по ребрам, снова по голове. Хасан корчился, стараясь прикрыть голову руками. Его раз за разом били в промежность, он кричал хрипло, но рук от головы не отнимал. Когда тело его превратилось в один огромный гудящий котел боли, Милостивый и Милосердный наконец сжалился над ним и даровал ему беспамятство.

8. Дорога

Очнулся Хасан от ощущения кисловатой, прохладной влаги на лице. Открыл глаза, но поначалу ничего не смог разобрать в залившем мир свете. Пошевелился – и застонал от боли.

– Лежи, лежи тише, – сказал кто-то знакомый, теплый, будто мать в детстве. – На тебе живого места нет.

– Омар? Омар, это ты? – прошептал Хасан. – Где я?

– Лежи спокойно, у тебя ребра поломаны. Ты в моей башне, и все нормально.

– Все нормально?

– Ну, ты жив и не искалечен, если ты это хочешь слышать. Недели через три станешь на ноги. Ребра еще будут болеть долго, но тут уже ничего не поделаешь. Кричать и хохотать будет трудно еще с полгода.

– Я не собираюсь кричать, – прошептал Хасан. – Никогда больше.

– Да услышит тебя Милостивый и Милосердный, – Омар покачал головой. – Он милостив к тебе, правда. Когда я увидел тебя, думал: ты умираешь. Мои слуги заметили тебя, возвращались с базара. Подняли, принесли ко мне. Ты целую ночь метался и хрипел. Я уж думал, – все, в самом деле.

– Ты… ты, наверное, держал меня за руку, пока я умирал? – прошептал Хасан.

1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 79
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?