Не стреляйте в любимого - Владимир Колычев

Дима остановил машину, вышел, попытался найти дорогу, но увы. То ли закончилась, то ли ее тупо перепахали под кукурузу.

Он вернулся в машину, выключил фары.

— Приехали.

— Из кукурузы можно сделать хороший шалаш.

— В машине лучше, — качнул головой Дима.

— И комары не кусают, — улыбнулась Люба, загадочно глядя на него.

— Я укусить могу.

Он потянулся к ней, она к нему, и губы их слились в нетерпеливом поцелуе. Машина широкая, передние кресла разделял высокий подлокотник, так просто с одного сиденья не перебраться. Дима и не пытался. Он просто вышел из машины, Люба — за ним.

Они ничего с собой не брали — в багажнике было пусто, только ватное одеяло на всякий случай. Багажник легко совмещался со вторым рядом сидений и превращался в спальное ложе. Достаточно было опустить спинки сидений и постелить одеяло. Дима так и сделал, а Люба правильно все поняла и юркнула в машину вслед за ним.

— Ты же сама хотела шалаш, — сказал он, нажимая на кнопку блокирования дверей.

— Хотела, — прошептала Люба, утопая в его объятиях.

— Шалаш есть, а рай будет.

— Я так по тебе соскучилась, — задрожав, пробормотала она.

На этом разговоры закончились. Слово взяла страсть, и они оба потеряли голову…

Дима, чувствуя себя на седьмом небе, откинулся на спину, и Люба обессиленно прильнула к нему.

— Вот теперь приехали, — прошептала она.

— И даже переночевали, — улыбнулся он.

— Может, уже и утро наступило?

— Наше утро нашего дня, — кивнул Дима.

— Прямо сейчас и поедем.

— В нашу новую жизнь?

— Это ты о чем? — с затаенным восторгом глянула на него Люба.

— А ты о чем?

— Здесь, конечно, хорошо, но в дороге лучше. В дороге домой.

— По темноте?

— Тебя пугает темнота?

— Да нет, как раз наоборот! — встрепенулся Дима.

Они могут повернуть назад и проехать через деревню. В темноте на них точно не обратят внимания. А можно вернуться к шоссе прежним, знакомым уже путем. На ночной дороге не разобрать, кто едет навстречу, «Гелендваген» или трактор.

Но торопиться не стоит. Нужно дождаться, когда ночь загустеет во времени. Да и неохота двигаться. Лежать бы и лежать, наслаждаясь родным запахом и чистым дыханием желанной девушки.

И тут неожиданно послышался звук мотора, а по заднему окну полоснул свет фар. Из-за поворота вырулила какая-то машина, мелькнули чьи-то тени — к «Гелендвагену» кто-то подходил. Машина еще не остановилась, а люди уже здесь. Может, пешая разведка?

— Тихо! — прошептал Дима и закрыл Любе рот, заставляя ее молчать и опустить голову.

В этот момент в боковую дверь что-то дробно ударило. Посыпались стекла, запахло горелым порохом и перегретым металлом. Но только после того, как пуля прошла над самой головой, Дима понял, что по машине стреляют из пистолетов. Стреляют плотно, со знанием дела. И через глушители. Но с перезарядкой. Пока неизвестные меняли обоймы, он заставил Любу сместиться в самый зад машины, вплотную к крышке багажника. Наверняка перемещение вызвало покачивание машины, но стрелки этого, похоже, не заметили. Или списали на возможно пробитое колесо. Во всяком случае, открыв огонь, зону багажника они не простреливали. Но Дима спасением это не считал. Шансов уцелеть у них практически не было. Непоправимое могло произойти в любой момент…

Стрельба снова прекратилась, на этот раз к машине подошел человек. Дверь он открывать не стал, но попробовал заглянуть внутрь. Стекла были выбиты, в оконных проемах торчали острые осколки, о которые можно было поранить шею. Человек не смог просунуть голову в салон, но вывод все же сделал.

— Да здесь, по ходу, никого нет.

— Дверь открой, — велел его напарник.

— Так перчатки не взял.

— А платок?

— Свой дай!

— Через рукав попробуй.

— Какой рукав на футболке?

— Что там у вас? — послышался женский голос.

Это была Кристина, никаких сомнений. Это она ехала на машине, в то время как ее головорезы подкрадывались к Диме. Если она таким маневром вводила их с Любой в заблуждение, то замысел удался.

— Да ничего… Здесь они где-то, в кукурузе прячутся.

— На всю кукурузу патронов не хватит.

— Да у меня уже патронов нет.

— И у меня пусто.

— Ну и чего стоим? — спросила Кристина. — Подходим, получаем.

Головорезы направились к своей машине — за патронами. Если «маслины» в обоймах, перезарядить пистолеты — секундное дело, а если в пачках, то минутное. В любом случае Диме нужно было рискнуть.

В стремительном рывке он запрыгнул на переднее сиденье, чуть не сломав ногу, просовывая ее под руль, и завел двигатель.

— Люба, ложись! — крикнул он, срывая машину с места.

По колесам вроде бы не стреляли, но вдруг какое-то пробито? Тогда не уйти. Да и развернуться возможности не будет. Сдать задом и ударить в стоящую позади машину? В таком случае их с Любой расстреляют в упор.

У него был только один путь — вперед, через кукурузу, по вспаханной дороге. Под огнем противника. Шанс призрачный, но другого нет.

Машина взревела раненым зверем, взрыхлила грунт под колесами и с места рванула в заросли кукурузы — по мягкой земле, в которой запросто могла увязнуть. Она действительно стала тонуть, теряя динамику разгона, но Диме ничего не оставалось, как жать на «газ». Увязнет — убьют, остановится и сдастся — тот же финал.

В заднее стекло стукнула пуля.

— Мамочки! — взвизгнула Люба.

— Давай, родимая! — заорал Дима, подгоняя машину.

И она как будто послушалась его, пошла на разгон, врезалась в мягкую зеленую стену. Толстые кукурузные стебли ложились под колеса, били в лобовое стекло, лезли в разбитые окна, пытаясь опутать и остановить машину. Но джип упрямо рвался вперед. А Кристина со своими упырями стреляла вслед. Одна пуля пробила подголовник и вышла в миллиметре от уха. Другая разбила экран.

Машина, казалось, чувствовала боль, которую причиняли ей пули, дико ревела, мало-помалу разгоняясь. И набрала-таки ход.

Глянув назад, в свете автомобильных фар Дима увидел три фигуры. Кристина и ее люди уже не стреляли, они занимали места в своей машине, чтобы броситься в погоню. А «Гелендваген» продолжал ломать кукурузу, прокладывая путь для злодеев.

Кукурузное поле неожиданно закончилось, одно переднее колесо въехало на что-то твердое, а другое стало проваливаться в мягкое. Казалось, еще чуть-чуть, и машина перевернется.