Мы восстанем завтра - Анатолий Гончар

– Михалыч, пока тебя не было, – приятно осознавать свою сообразительность, – мы тут посоветовались… Наша задача продержаться ровно столько времени, сколько потребуется для эвакуации мирных жителей. И тут мы обязаны стоять и стоять, не отступая. Цепляясь хоть зубами, хоть ногтями за землю, за асфальт, за бетон, упираться пятками. Одним словом, умереть, но не позволить противнику прорваться в жилые кварталы. Когда последний из жителей города окажется за речкой, мы отдадим приказ на отход.

– Куда? – Поднял на него вопросительный взгляд.

– Нами принято решение держать оборону в прямоугольнике, ограниченном несколькими улицами. – Он взял ручку и провел ее кончиком по карте, обозначая линию обороны.

– Лучше не придумаешь, – вставил Кравчук.

Вспомнив план города, я согласно кивнул. Участок они выбрали действительно удачный. Тем более что со стороны центральной значительную часть будущей линии фронта надежно прикрывала сплошная стена длиннющего здания (бывшего старого «Детского мира»).

А Пащенков продолжал:

– Но тут возникает загвоздка. Начни мы активное движение, противник сразу же это заметит и попытается пощипать нам перышки.

– Более чем вероятно. – Я снова согласно кивнул.

– Поэтому кому-то следует прикрыть наше отступление. Михалыч, – Виктор выдержал театральную паузу, – ты готов возглавить прикрытие отхода.

Пащенков умолк, а я внезапно понял – они с самого начала рассматривали такую перспективу развития событий. Заранее начали готовить оборону в районе ППД и меня заранее определили в смертники, то бишь на должность командира «трехсот спартанцев», тех, кто будет прикрывать отход основных сил. Потому-то меня и вызывали на то первое «экстренное совещание». И ППД как место его проведения выбрали не случайно. Они хотели, чтобы я повидался с семьей. Конспираторы, блин… Хоть на том спасибо. Реши они поручить прикрытие отхода кому-нибудь другому, ему бы это наверняка сообщили по радио. Все-таки, что ни говори, а многолетнее знакомство с руководством имеет свои преимущества.

– Ты хочешь сказать, готов ли я умереть? – Оттого, что я сказал вслух правду, лица некоторых сидящих мгновенно скуксились. Они меня что, за дурака держат или считают настолько наивным, чтобы поверить в счастливый случай?

– Ты выберешься, – не слишком уверенно заявил Пащенков, остальные смолчали.

– Твои слова да богу в уши. Ладно, не будем толочь воду в ступе, я среди ротных самый старый, так что… – Слова на секунду застряли в горле, пришлось сглотнуть подступивший комок. – Сколько у меня есть времени до отбытия на позиции?

Ответить мне не успели, заработала установленная на громкую связь радиостанция Пащенкова.

– Мина – Зубру, прием. – Виктора запрашивала группа Минаева.

– На приеме. – Майор не заставил себя долго ждать.

– Вижу колонну ваххабитов. Наши действия? Прием.

– Какие к чертям «действия»? – Николаевич даже побагровел. – Подпустить и уничтожить! Как понял меня? Прием.

– Понял, подпустить и уничтожить. Выполняю. До связи.

– До связи, – машинально отозвался Пащенков и уже хотел было положить радиостанцию на стол, когда она запищала новым сигналом вызова.

– Вот зараза! – буркнул он незлобно, и в этот момент зазвучал голос моего заместителя.

– Пророк – Зубру, докладывает старший лейтенант Покровский, наблюдаю входящую в город колонну противника, как понял, прием.

– Понял тебя, – отозвался Пащенков, – продолжать наблюдение. До связи.

– Есть продолжать наблюдение, – излишне бодро отозвался Илюха.

А Пащенков, положив радиостанцию и повернувшись ко мне (радиообмен не сбил Виктора с мысли), ответил на заданный вопрос:

– Нисколько.

– Понятно… – Зря спрашивал, разве сам, даже без этого Илюхиного сообщения, не понимал, каков будет ответ? – Что по мирняку? – Мне следовало уже бежать к машине, но этот вопрос я не мог не выяснить.

– В район сосредоточения. – Виктор запнулся. – Тьфу ты, Господи, в район отселения жителей города – в Северный микрорайон уже выехали машины с громкоговорителями. Всем мирным жителям предписано покинуть город. Для этого нами организована понтонная переправа. Искренне надеюсь, что мы успеем их эвакуировать до момента начала штурма.

– Что с нашими женами и детьми? – Этот вопрос меня интересовал больше всего.

– Команда собираться уже отдана. Подготовлены грузовые машины для переброски семей военнослужащих в пригородный лес.

– Хорошо. – Одобрительно покивав головой, я сказал самое главное: – Вить, моих не забудь. Проследи, лады?

– Обязательно, Михалыч, обязательно. – И без всякого перехода:

– Тебе пора. – Он меня торопил. – Ни пуха!

– К черту! – Я повернулся, чтобы уйти. – Помни, ты обещал. Если что – из-под земли достану.

– Будь спок, – заверил меня Виктор, и я, почти бегом выскочив из кабинета, заспешил к машине.

– Поехали! – Я шлепнулся на сиденье и хлопнул дверцей. – Жми!

Юрка кивнул, но перед тем, как взревел двигатель, мне почудилась музыка старой песни: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…»

Васенков выкрутил руль, дал газ и рванул так, что меня вжало в кресло. КПП мы проскочили на скорости под девяносто, едва вписались в разворот на улице и, все набирая скорость, полетели в направлении главной городской улицы, свернули налево, и педаль акселератора уперлась в полик.

К первой баррикаде мы подлетели на скорости сто пятьдесят и, не останавливаясь – проход оказался открыт, их предупредили заранее, – помчались дальше.

Каким образом Васенкову удавалось, не сбавляя скорости, лавировать между ямами и крупногабаритным мусором, остается загадкой, но ко второму заграждению мы добрались не перевернувшись. Проскакивая в узкую дыру, мне удалось заметить стоявшего на баррикаде Палыча. Вытянувшись в струнку, старый вояка отдавал нам воинское приветствие. Я не успел поднять руку в ответ, как мы пронеслись мимо. Ничего, Палыч, глядишь, мы еще увидимся, и за проявленное уважение я еще скажу тебе отдельное спасибо в виде рюмки-другой хорошего коньяка. У меня еще с былых времен в шкафу припрятана бутылочка. Для этого осталась самая малость – выжить.

Никогда раньше я не проезжал из одного конца города в другой за столь короткое время. Как выяснилось, спешили мы зря. На нашем участке царили тишь и благодать – ни единого выстрела, ворчание двигателей чужой техники не в счет.

– Старый – Пророку, Старый – Пророку, прием. – Расстелив на полу коврик, я начал вызывать своего заместителя.

– Пророк для Старого на приеме, – отозвался Покровский.

– Илья, как обстановка? Прием.

– Тишшшь, – с явным наслаждением прошипел он.

– Отдохнуть-то хоть отдохнули? – Этот вопрос я задал не просто так, а имея свою корысть.